3.5 Читай по макаронам

...жизнь противоречива и многообразна, она создает такое обилие макаронных форм. И каждая из них готова рассказать какую-нибудь историю.

Прямой и сухой Макарон неплохо чувствовал себя в Париже, пока не осознал, что он не французское печенье с кремом, а итальяшка спагетти. И вот Макарон отправился на родину макарон, где его твердопшеничное сердце смягчилось от переплетения с судьбой друга детства. Во время закипания коллизий наш Макарон встретил прекрасную Кампанеллу, был скручен в спиральку-фузилли, завязан бантиком-фарфалле, его обмакнули в горечь, кислю и сладость настоящие сицилийские маллореддусы и римские паппарделли, он был трёпан на капеллини, начинен чужими намерениями как равиоли, залит вином - и чудом, чудом спасен от участи ригатони. Чтобы, наконец, осчастливить мир, сделав вывод, что жизнь - это такая себе лазанья, полоска мучицы, полоска мясца... Так что...

...макароны — это не просто добавка к соусу. Это нечто гораздо большее.

Ах, сколько вкусных книг было написано оттого, что желудок писателя бурчал от голода. Ох, сколько любительских текстов сравнивают книгу с блюдом (возьмем макаронную азбуку, и если у нас достаточно подгорит, выложим из нее слово ВЕЧНОСТЬ, то есть бестселлер). А что если автор сам подставляется? Сам сравнивает свою историю со стереотипной итальянской едой. Родители когда-то произнесли "эмиграция", а у детей на губах оскомина ностальгии от вины-до-града. В своих эмигрантских сравнениях Бенаквиста так же прямолинеен и сух, как макаронина.

Съесть тарелку спагетти — это все равно что вообразить себе растерянность человека, попавшего в лабиринт, погруженного в энтропию недоступной пониманию головоломки. Ему понадобится терпенье и некоторая сноровка, чтобы разобраться с этим до конца.

Главный герой "Комедии неудачников" Антонио, растерянно оглядываясь по сторонам, поправляет свисающую с ушей лапшу. Его друга убили, и теперь Антонио впутан в хаос чужой жизни. ...А друг, оказывается, жигало! ...А у друга, оказывается, есть свой виноградник! ...А друг, оказывается, завещал виноградник Антонио. Сюжетное спагетти закручивается всё круче: слепой прозревает! статуя святого мироточит вином! настоящая итальянская мафия и еще более настоящие папские нунции претендуют на чудесный виноградник! Антонио преследуют, в Антонио стреляют, Антонио бьют, Антонио топят, Антонио травят...

Зато равиоли, наоборот, всегда что-нибудь в себе скрывают, причем наверняка никогда не знаешь, что именно. Это загадка в ларце, который никогда не открывается, запертый сундучок, который вечно интригует нашего исследователя своим таинственным содержимым. Знаете, некоторые утверждают, будто эти равиоли раньше предназначались для мореходов. Заворачивали кусочки мяса и прочую требуху в тонкие полоски теста, надеясь, что моряки не очень-то будут стараться выяснить, что они такое едят.

Таинственной начинки в книге достаточно. И это не только загадка убитого друга, загадка любившей его женщины, загадка виноградника, за который готовы убивать и мафиози, и местные крестьяне, загадка прозревшего слепца, загадка статуи в старинной часовне. Это и загадка прошлого, прошлого Второй мировой войны, такая знакомая нашей литературе и такая болезненная тема для Италии, страны, потерпевшей поражение, страны, оказавшейся на стороне зла. Страна... но не люди. Люди были по разные стороны. Герои книги недавно (15 лет - что за срок!) вернулись с фактически гражданской войны домой, в мир горячих нравов, где южный темперамент заставляет хвататься за оружие из-за обиды, неверности жены, что уж говорить об измене.

А посмотрите, как приготовлена лазанья! Снаружи взгляду доступен лишь самый верхний слой, корка. Но наш индивид желает добраться до сути, до глубинных пластов, потому что уверен, что там от него что-то скрывают. Но прежде чем убедиться, что внутри содержится не больше, чем снаружи, он будет искать, теряться, прокопает длинный темный тоннель… не будучи уверен до самого конца, найдет ли вообще что-нибудь.

Книга имеет несколько слоев, и комедия - только ее верхняя сладкая корочка. Бенаквиста - сценарист, я думаю, он прекрасно представляет себе, как все пресные блинцы его рассуждений убирают с тарелки экрана, оставляя зрителю только острую жирную начинку (мясо сюжета). И всё же он наполняет книгу серьезными темами и озерцом печали.

Это печаль эмигранта во втором поколении, который уже не может быть своим на родине и вынужден мыслить общими стереотипами: пицца, паста, мафия, Ватикан, Муссолини.

Удивление эмигранта, например, старинной часовней в старом винограднике. А что если это большая историческая ценность? Почти точно ценность, вот только их таких немало на соседних полях древнейшей страны.

Восхищение разнообразием национальных особенностей: Бенаквиста смакует бесконечность названий и видов макарон и даже вводит в сюжет эпизод, когда убийца опознается по виду пасты, которой незадолго до убийства накормил жертву.

Горькая память о войне, такой знакомо-стереотипный штамп для нас, который должен был бы стать диаметральным (Италия! Муссолини!), но парадоксально понятен и одинаков для разных народов – два друга, прошедших вместе ад войны, один из которых предал другого.

И долгая дорога к взаимопониманию с собственным отцом.

И еще более длинный путь к себе.

— Вы ведь, конечно, итальянец по происхождению?
— Да.
— Тогда вы, наверное, умеете готовить лапшу.

_________________________________
Па-беларуску...

...жизнь противоречива и многообразна, она создает такое обилие макаронных форм. И каждая из них готова рассказать какую-нибудь историю.

Прамы і сухі макарон добра пачуваўся ў Парыжы, пакуль не ўсвядоміў, што ён не французская пячэнька з крэмам, а італьяшка спагеці. І вось ён выправіўся на радзіму макаронаў, дзе размякчэў цвёрдагатунковым пшанічным сэрцам, сплёўшыся лёсам з сябрам дзяцінства. Нечы злы апетыт, аднак, высмактаў сябра з жыццёвай талеркі, ды толькі прычмокнуў. Цягам кіпячэння калізій наш спагеці завёў кампанелу, быў закручаны спіралькай-фузілі, завязаны банцікам-фарфале, абмакнуты ў гарчыцу, кіслю ды слодыч рознымі сіцылійскімі маларэдусамі ды рымскімі папардэламі, быў трапаны на капеліні, начыняны чужымі намерамі што равіёлі, раскатаны ў блінчык пад піцу злавесным мінулым, заліты віном і цудам уратаваны ад лёсу рыгатоні. Каб урэшце ашчаслівіць свет высновай, што жыццё - такая сабе лазання, паласа мучная, паласа мясная... Так што...

...макароны — это не просто добавка к соусу. Это нечто гораздо большее.

Ах, колькі смачнюткіх гісторый было напісана таму, што страўнік пісьменніка бурчэў ад голаду. Ах, колькі аматарскіх тэкстаў параўноўваюць кнігу са стравай (возьмем макаронны алфавіт, і калі ў нас дастаткова падгарыць, выкладзем з яго слова ВЕЧНАСЦЬ, то-бок бестсэлер). А што рабіць, калі аўтар падстаўляецца? Сам параўноўвае сваю гісторыю з стэрэатыпнай італьянскай ежай. Бацькі аднойчы сказалі "эміграцыя", а ў дзяцей на вуснах даўкая віна-да-граду настальгіі. У сваіх эмігранцкіх параўнаннях Бенаквіста прамы і прэсны, як сухая макароніна.

Съесть тарелку спагетти — это все равно что вообразить себе растерянность человека, попавшего в лабиринт, погруженного в энтропию недоступной пониманию головоломки. Ему понадобится терпенье и некоторая сноровка, чтобы разобраться с этим до конца.

Галоўны герой "Камедыі няўдачнікаў" Тоніа, няўцямна азіраючыся, папраўляе звіслыя з вушэй макароніны. Ягонага сябра забілі, і цяпер Тоніа ўваходзіць у хаос чужога жыцця. ...А сябар, высвятляецца, жыгала! ...А ў сябра, высвятляецца, ёсць уласны вінаграднік! Ого-го! ...А сябар, высвятляецца, пакінуў вінаграднік у спадчыну Тоніа. Сюжэтныя спагеці закручваюцца ўсё круцей: сляпы робіцца відушчым! статуя святога міраточыць віном! на цудадзейны вінаграднік прэтэндуе сапраўдная італьянская мафія і яшчэ больш сапраўдныя папскія нунцыі! У Тоніа страляюць, Тоніа збіваюць, Тоніа топяць, Тоніа труцяць...

Зато равиоли, наоборот, всегда что-нибудь в себе скрывают, причем наверняка никогда не знаешь, что именно. Это загадка в ларце, который никогда не открывается, запертый сундучок, который вечно интригует нашего исследователя своим таинственным содержимым. Знаете, некоторые утверждают, будто эти равиоли раньше предназначались для мореходов. Заворачивали кусочки мяса и прочую требуху в тонкие полоски теста, надеясь, что моряки не очень-то будут стараться выяснить, что они такое едят.

Загадкавага начыння ў кнізе хапае. І гэта не толькі загадка забітага сябра, загадка жанчыны, якая кахала яго, загадка вінаградніка, за які гатовыя забіваць і мафіёзі, і мясцовыя сяляне, загадка сляпога, які стаў відушчым, загадка статуі ў старажытнай альтанцы. Гэта таксама і загадка мінулага, мінулага Другой сусветнай вайны, такая знаёмая для нашай літаратуры і такая балючая тэма для Італіі, краіны, якая пацярпела паразу, краіны, якая была на баку зла. Краіна... Але не людзі. Людзі былі па розныя бакі. Героі кнігі зусім нядаўна (15 гадоў - што за тэрмін!) вярнуліся з фактычна грамадзянскай вайны дадому, у свет гарачых нораваў, дзе гатовыя дастаць зброю за крыўду, няверную жонку, не тое што за здраду.

А посмотрите, как приготовлена лазанья! Снаружи взгляду доступен лишь самый верхний слой, корка. Но наш индивид желает добраться до сути, до глубинных пластов, потому что уверен, что там от него что-то скрывают. Но прежде чем убедиться, что внутри содержится не больше, чем снаружи, он будет искать, теряться, прокопает длинный темный тоннель… не будучи уверен до самого конца, найдет ли вообще что-нибудь.

Кніга мае некалькі пластоў і хавае ў сабе значна больш за камедыю. Бенаквіста сцэнарыст, я думаю, ён цудоўна ўяўляе, як былі б на экране адсечаныя ўсе прэсныя блінцы ягоных разваг, пакідаючы гледачу толькі вострае тлустае начынне (мяса сюжэту). І ўсё ж ён насычае кнігу сур'ёзнымі тэмамі і возерам суму.

Гэта сум эмігранта ў другім пакаленні, які ўжо не можа быць сваім на радзіме, які змушана мысліць стэрэатыпамі: піца, макароны, мафія, Ватыкан, Мусаліні.

Здзіўленне эмігранта, напрыклад, перад старажытнай капліцай на полі. Што калі гэта гістарычная каштоўнасць? Амаль дакладна каштоўнасць, вось толькі іх такіх процьма на суседніх палях.

Захапленне ад шматстайнасці нацыянальных адметнасцяў: Бенаквіста смакуе бясконцасць назваў і відаў макаронаў і нават уводзіць у сюжэт эпізод, калі забойца сябра будзе пазнаны па гатунку макаронаў, якімі незадоўга да забойства накарміў нябогу.

Горкая памяць вайны - два сябры, адзін з якіх аддаў другога на смерць.

І доўгая дарога да паразумення з уласным бацькам.

І яшчэ даўжэйшы шлях да самога сябе.

— Вы ведь, конечно, итальянец по происхождению?
— Да.
— Тогда вы, наверное, умеете готовить лапшу.