4.5 Приглашение на казнь

Когда я уйду далеко-далеко,
Не мучаясь и не тревожась,
Быть может, вздохнёт кто-то очень легко,
А кто-то заплачет, быть может.

"Саша, привет" -  это ежедневная фраза, которой герой здоровается с тем, кто/что оборвет его жизнь, своего рода производное от "Идущие на смерть приветствуют тебя, Цезарь". Можно возразить, что непосредственно император никого не убивал, в то время,как здешний Саша самый, что ни есть, исполнитель. Сути не меняет, в пространстве книги он персонифицированная смерть.

Россия, недалекое будущее. Социальная, экономическая и политическая стабильность необычайная. В рамках проекта по гуманизации пенитенциарной системы, при общем ослаблении жесткости наказаний, за ряд преступлений, в том числе экономических и "против нравственности", введена высшая мера.  В реальности возможность подпасть под смертную казнь за нарушения такого рода, прежде преступлениями не считавшиеся, исчезающе мала.

Примерно как в крапивинском "Гуси, гуси. Га-га-га" за переход улицы в неположенном месте. И однако она существует. Герой, женатый преподаватель ВУЗа, оказывается осужден за связь с двадцатилетней студенткой, формально не достигшей возраста согласия. В дивном новом мире он отодвинут до границы юридического совершеннолетия западной традиции - двадцати одного года. Вы можете сказать, что это саркастичный ответ "Ванессе" и будете правы. Отчасти.

На самом деле, история здешнего персонажа Сергея, в той же степени связана с "вокруг-Лолита" страстями, актуализированными в общественном  сознании последнего времени, в какой с набоковскими "Приглашением на казнь" и "Bend Sinister", "Процессом" Кафки абсурдизмом Хармса и множеством форм эскапизма вагиновской "Козлиной песни". Параллели можно проводить долго, когда произведение ощущается плотно ввязанным в культурный контекст,  это характеризует его самым лестным образом.

Так что же все-таки с Сергеем и его близкими? Виновата, отвлеклась. Исправляюсь. Так вот, согласно гуманным законам будущего, он будет расстрелян из автоматического пулемета во время дневной прогулки по тюремному коридору (упс, простите, там нет тюрем, учреждение называется комбинатом и условия содержания - как в недурном пансионате: хорошая еда, одежда, возможность покупать алкоголь, доступ в интернет).

Времени, казни никто не знает, принятие такого рода решений предельно деперсонифицированно, и его определяет методом случайных чисел компьютер: может завтра, а может через тридцать лет. Человеческое сознание, в отличие от государственной машины, обезличенности не принимает, стремится очеловечить все, с чем сталкивается. Потому пулемет здешние охранники, а за ними герой, зовут Сашей.

Мы проходим с Сергеем все  уровни принятия неизбежного (отрицание, гнев, торг, депрессия, принятие), буквально оказываемся в положении человека Шредингера, живого и мертвого одновременно. А  есть ведь еще жена и мать, и каждой из них тоже доведется побыть, хотя менее подробно. Предельно экономными средствами сценария или пьесы: минимум описаний, приоритет диалога - драматург Дмитрий Данилов создает объемную картину действительности.

Роман (скорее все же повесть) можно рассматривать как образец социальной, психологической, даже гендерно-окрашенной или фантастической прозы.  А можно как экзистенциальной, почему нет? Одно могу гарантировать,  равнодушных читателей у книги не будет.

ТГ Book Addict