5 Большой Ошар - русский Джеймс Шульц-Апикуни

Думаю, мало кто не слышал имя американского писателя Джеймса Шульца(Апикуни), долгие годы прожившего среди индейцев Северной Америки и сделавшего их героями своих многочисленных книг, непреходящая популярность которых в нашей стране восходит еще к советским временам.

Точно так же, как писательский талант Шульца открыл для современного ему общества мир индейского племени черноногих, Михаил Ошаров первым в советской литературе столь обстоятельно познакомил отечественного читателя с жизнью одного из народов Сибири - эвенков - жизнью бесхитростной, где-то даже по-детски наивной и оттого невыносимо трагичной после ее неизбежного столкновения с так называемой цивилизацией.

Ошаров, в 1919 г. попавший на Север в качестве инструктора потребкооперации, в число задач которого входили также экономическое и бытовое обследование населения Приангарья и бассейна Подкаменной Тунгуски, а кроме того – культурно-просветительная работа , вскоре завоевал доверие местного населения своей исключительной порядочностью, смелостью и сердечным отношением к людям. Тринадцать лет Михаил Ошаров провел среди эвенков, кочевал вместе с ними, жил, как и они, в чуме, и вообще приобщался ко всем сторонам их жизни. Обучая эвенков русскому языку, он одновременно сам выучил их язык. Его называли «Большой Ошар», в знак уважения к нему эвенки давали своим сыновьям имя Михаил.

За эти годы он не только досконально изучил психологию, культуру и уклад северного народа, но и собрал ценнейший фольклорный материал.

Не случайно именно роман Михаила Ошарова "Большой аргиш", над которым автор работал десять лет, впервые изданный в 1934 году, стал первым крупным произведением о коренных народах Сибири. Годом позже выйдут "Великое кочевье" Афанасия Коптелова (о горных алтайцах) и "Воскресшее племя"(о юкагирах) крупнейшего отечественного ученого-этнографа Владимира Тан-Богораза. Просто, чтобы проникнуться временем, когда эта книга была написана, достаточно осознать, что ее еще в рукописи читал Максим Горький.

Трагичны судьбы героев романа "Большой аргиш", трагична судьба и его автора...

В 80-х годах годах прошлого века красноярский писатель Жорес Трошев напишет продолжение романа «Большой аргиш» - дилогию об эвенках "Большой Ошар",где сам Михаил Ошаров становится действующим лицом наравне со своими героями. Еще можно добавить, что сегодня имя писателя носит один из поселков в Байкитском районе Красноярского края, где он кочевал вместе с эвенками и где разворачивается действие романа.

Вслед за знакомством с автором пора теперь перейти к более подробному рассказу и о его главной книге.

Сибирь, Нижнее Приангарье, начало прошлого века. Сквозь заснеженную тайгу пробираются на лыжах двое эвенков: слепой старик и девочка-подросток. Еще недавно они были частью одной большой семьи, у старика были сын и невестка - родители девочки, а у девочки были две маленькие сестрички. Все вместе они направлялись к месту сбора нескольких эвенкийских семей, чтобы продолжить с ними свой аргиш(кочевье). Но встреча с умершим у них на глазах охотником из пораженного страшной болезнью стойбища становится роковой - болезнь пощадила лишь этих двоих, остальные члены семьи остались лежать непогребенными в брошенном чуме.

Маршрут известен старику хорошо, он знал его еще до того, как много лет назад потерял на охоте глаза. И пусть он теперь слеп, с ним его внучка. Теперь она - его глаза. Он направляет ее, подсказывает как держать направление, ориентируясь по солнцу и известным ему вехам. Еда у них уже на исходе, но до стоянки Рауля - цели их одиссеи - осталось совсем немного...

Так старый Батыди по прозвищу Бали, что означает "слепец", и его внучка Пэтэма присоединятся к небольшой кочевой общине - с ними считая, всего три семьи - о которой собственно и пойдет дальнейший рассказ.

Взрослеющая Пэтэма постепенно отойдет от первоначальной своей роли приживалки, а одновременно няньки при чужих детях и помощницы по чужому хозяйству и поставит собственный чум. Да и слепой Бали только на первый неискушенный взгляд может показаться обузой. Его мудрость, опыт и навыки неоднократно выручали или помогали в ситуациях, когда зрячие и более молодые пасовали. Ведь он, несмотря на слепоту, может почти все: научить, как исправить прицел у бьющей мимо цели винтовки, самому принять трудные роды или оскопить лишних молодых оленей-бычишек, последнее пусть уже и не так ловко, как раньше("Зубы притупели. Кусаю больно. А раньше... О!.. Дернуться другой олень не успеет. Легко кусал.").

А сколько он знает легенд и преданий!

Помимо замечательных литературных достоинств, а книга написана прекрасным, очень образным языком, "Большой аргиш" является в буквальном смысле кладезью этнографических сведений, которые органично вплетены в канву романа. Читатель детально познакомится с жизненным укладом эвенков, будь то изготовление одежды и обуви, приготовление пищи или установка чума. Нельзя при этом не восхищаться единению эвенков с природой, их умению брать от нее все для себя необходимое, но в то же время бережно к ней относясь.

Примеров этого в книге множество. Это и мягко расчесанная специальным игольным гребнем болотная трава и кора жимолости вместо обмоток на ноги, и пропитанная жиром береста, которая в результате приобретает прочность и не расходится от иглы, в качестве покрытия для чума. Береста идет так же и на лодки, причем снимают ее с дерева, оставляя нетронутым подкорок, чтобы дерево не засохло.

Конечно вряд ли кто-то сегодня будет умиляться лиственичным гнилушкам вместо подстилки в зыбке младенца, у которого вместо погремушки высушенный зоб куропатки, а вместо соски - кусочек сырого мяса, проткнутый палочкой, чтобы ребенок не подавился, но в конце концов и это тоже звенья той же цепи.

Значительное место в книге уделено и основному промыслу эвенков - охоте. Подробнейшие описания добывания различных зверей и птиц, соседствуют с интереснейшими рассказами об их повадках и связанными с ними поверьями, в которых находит свое отражение мифопоэтическая картина мира эвенков.

Но даже тут читателю открывается именно хозяйский, а не грабительский взгляд северного народа на объект охоты. Вот мудрый Бали поучает более молодых охотников, когда те по заказу купцов собираются идти во внесезонное время белковать.

Нет, Рауль: стельную важенку резать — оленей не увидишь. Важенку режешь — убьешь одного теленка, мать-белку весною добудешь— с ней восемь щенят потеряешь. Зимой бы нашел сорок белок.

Главный конфликт романа - столкновение традиционного уклада эвенков и наступающей на тайгу "цивилизации" - достигает апогея во второй половине книги.

Купчишки-покрутчики, и так за бесценок скупающие пушнину, не гнушаются при этом ни чем - используют укороченные мерные аршины, отпиливают снизу на треть сахарные головы и химичат с табачным отваром, чтобы бодяжить им вино. Да, именно так выглядит цивилизация, пришедшая к эвенкам. К нам - нынешним - она во всей своей красе вернется в "лихие девяностые", принеся с собой практически всё то же самое - паленую водку, половинки джинсов - одна штанина в запаянном пакете и "заряженные" весы в пунктах приема цветнины, куда новоявленные промысловики, одержимые охотничьим азартом, потащат уже не пушнину, а куски силовых кабелей и медные листы с крыш кладбищенских часовен.

Но все эти купцы из первой половины книги - мелкая сошка, равно как и еще более мелкие "коммерсанты", норовящие получить за цветной шнурок или обрывок медной цепочки десяток беличьих шкурок, обречены на уход со сцены. Уже вынашивают планы, как задавить всю эту мелкую шушеру более крупные дельцы, такие как один из героев романа купец Осип Калмаков, за взятки царским чиновникам добившийся разрешения поставить свои ларьки лавки вдоль крупных водных коммуникаций. На смену неуправляемому грабежу приходит грабеж системный.

Как итог, довершающий сходство с нашими недоброй памяти "девяностыми" - дележ тайги разными группировками на зоны влияния. И точно так же уже здесь не разобрать черту, где заканчивается криминальная торговля и начинается откровенный бандитизм.

Все эти, часто одинокие, поселения ничем существенным не разнились от калмаковских торговых факторий. Те же топорные слепооконные постройки, те же товары, водка, такое же грабительское обращение -в покруте с «юртенной тварью». И везде эта «тварь» — неприкосновенная собственность владельца заимки. Ее — эту «тварь» — можно делить по-соседски, пропивать и проигрывать в карты. Для самозащиты и большей вольности купцы подбирали надежную силу. Уголовные отбросы Приангарья нашли неожиданный спрос. Поселенцы «мокрушники», у которых в трудную минуту не дрогнет рука, оказались нужными людьми. Условия найма делались устно.

В тайге установился нигде не писанный закон: «грабь тварь свою, не шевели моей!»

Хэппи-энда не будет, его не может быть в таком мире. Очень мощная и безжалостная в своей трагичности книга. И безусловно одно из лучших произведений о коренных народах Сибири, если вообще не самое лучшее. Однозначная рекомендация к прочтению.