5

Нелегкое это чтение. Порой кажется, что о некоторых вещах не стоит и писать, тем более публиковать. Но, тем не менее, на страницах дневника много интересного. Это и описания природы – охота, Мещера, Тригорское. Хлесткие характеристики коллег по «писательскому цеху». Например, о В.Кожевникове – « Галилей, вбежавший в застенок инквизиции с криком: «А все-таки она не вертится». О похоронах Платонова – «этого самого русского человека хоронили на армянском кладбище. Наглядевшись на эти самые пристойные, какие только могут быть похороны, я дал себе слово никогда не умирать». О сталинском времени – «Дикая ирония: весь день восхвалять «бога», а ночью трястись от страха перед «громом небесным» (1949). О писательском съезде: «Ужасающая ложь почти тысячи человек, которые вовсе не сговаривались между собой. Благородная седина, устало-бурый лик, грудной голос и низкая (за такое секут публично) ложь Федина. А серебряно-седой, чуть гипертонизированный, ровно румяный Фадеев – и ложь, утратившая у него даже способность самообновления; страшный петрушка Шолохов, гангстер Симонов и бледно-потный уголовник Грибачев. Вот уж вспомнишь гоголевское: ни одного лица, кругом какие то свиные рыла». Интересны высказывания Нагибина об А. Каплере, П. Нилине, К. Симонове, В. Астафьеве, Е. Носове, Е. Евтушенко, А. Кончаловском, С. Гейченко и о многих других известных писателях, музыкантах.
В предисловии к дневнику Ю. Нагибин интересно характеризует само понятие «дневник». «Эта книга названа дневник. Но является ли она таковой на самом деле? В слово «дневник» заложено понятие фиксации прожитых дней, он ведется изо дня в день. Конечно, возможны пропуски – по болезни, занятости автора или по другим причинам, но в принципе – это жизнь, прослеженная в днях, а не как Бог на душу положит, с пропусками порой в целый год. И непременно указывается дата каждой записи; четкая хронологическая последовательность фиксируемых событий и переживаний автора – непременное требование, предъявляемое к дневнику».