4

Корнишская трилогия: "Мятежные ангелы", "Что в костях заложено" и "Лира Орфея". Во-первых, это, кажется, лучшее художественное оформление, что я видел. Все три тома в RGB выглядят убийственно. Браво, "Азбука".

Во-вторых, это героический перевод с канадского Татьяны Боровиковой. Текст Дэвиса иногда чересчур сух и академичен, а временами начинается водевиль, что твой монти пайтон. Неподготовленный толмач растерялся бы и чесал всё в одном ключе. А так мы стали счастливейшими обладателями великолепных цитат про косточку пениса енота, про сучку с каменной мордой, про фатальность неуважения к собственному телу. Только вслушайтесь в музыку этих слов:

"Мимо проехала машина университетской полиции с двумя полицейскими; они поспешили мимо, отвращая взгляды, — если и случилась заварушка, они совершенно не собирались в нее вмешиваться. Но что они видели? Парлабейн в рясе и я в длинном плаще — был холодный осенний вечер — выглядели, должно быть, как две пьяные бабы, затеявшие потасовку на мостовой. Парлабейн вдруг воспылал ко мне неприязнью и стал молотить меня кулаками, но я дралась не первый раз в жизни и раза два треснула его, чтобы протрезвел."

Татьяне Боровиковой и её переводам я говорю бравО!

В-третьих, собственно, о романах.
В "Лире Орфея" Дэвис сам говорит о мифе, о необходимой для самоопределения каждой страны, нации или части света мифологии, корневой исходной сказке, которая на глубинном уровне зарыта в подсознании с детских лет. У европейцев такой является легенда о короле Артуре и поисках Грааля (может, ещё несколько: Рог Роланда, что-нибудь про Ундину или Лесного царя, но Артур древнее всех). И именно в этих затверженных мифологиях лежит причина неприятия нового, новых форм легенд, литературных экспериментов. В своём роде генетическая литературная память. Неважно, хорошо это или плохо, но мы и сами видим, что при всём развитии сюжетов, мастерства, технологии подачи материала, популярным становится в принципе одно и то же, основанное на древних паттернах. Сказка о дураке на печи, или о хитрой всех обманувшей буханке хлеба, или трагикомичный сюжет о Петрушке.

С другой стороны, эти окаменелые мифогенные образования иногда служат мерилом непошлости (когда не служат мерилом застоя и мракобесия) и как бы регулируют процент бредового новаторства, насильно впихиваемого нам обеспокоенными поисками новых форм рассказчиков. Вот, к примеру, в той же "Лире Орфея" описывается постановка оперы "Великодушный рогоносец" в 1980-х годах, но строго по заветам эры опер Гофмана: с огромными декорациями, с постановкой визуальных обманов. А я после чтения посмотрел пару роликов современных постановок Вагнера, там где на сцене мужики в белых рубашках, а из декораций пара складных стульев и небольшая металлоконструкция на заднем плане. То есть постановщик намекает нам: заплатите за билет, сядьте в кресло и включите воображение. Нужно ли нам такое "новое"? (про новую сцену Мариинки недавно велись похожие споры)

Так вот, в произведениях Дэвиса всегда заложена чудовищная, колоссальная по силе мифология. Неважно, описывает он пьяную драку, экзамен на соискание степени доктора музыки или шпионские похождения художника-мистификатора. Дэвис изначально придаёт своим сюжетам величие древнегреческой трагедии или остроту раблезианского фарса. А его герои - обычные, казалось бы, люди начинают неосознанно примерять на себя мифические личины и, сами того не понимая, воплощать в своей жизни этот свалившийся на них миф. И мы можем не особо проникаться его мифом, уставать от долгих диалогов, рассуждений и самоповторов, но подкожно чувствовать величие его замысла в историческом плане и рассматривать героев не как обычных людей, а как олицетворение начал, духов искусств и наук.

Здесь сразу вылезают и Фаулз с его жёсткой фиксацией на музах и Шекспире, машет из-за угла неуловимый Пинчон, напоминая о ненужности сюжета как такового, ибо истина рождается в хаосе и нагромождении различного. Подобно одному из своих героев-художников, Дэвис создал триптих, который можно толковать и как упражнение на тему жизни и истории, и как хитрую аллегорию на нечто большее, и просто как нечаянную зарисовку ни о чём; написал то, к чему легла душа и куда повело руку перо (не наоборот).