5

Поскольку читал я книгу очень долго, то и рецензий за это время написал не одну, а даже несколько. Все они - внизу; очень много буков (какая книга, такая и рецензия); спойлеры присутствуют, но не преобладают.

Дальше...

...неистощимый на выдумки...

Это не та литература, к которой мы привыкли; литература иного рода. Она не хочет нравиться читателю, не пытается его развлечь, не задается целью рассказать просто о сложном (и уж подавно – о простом); ей все равно, если ее обвинят в непонятности и эгалитарности; она не пытается сделать читателя лучше, научить его морали, нравственности и, простигоссподи, духовности; оскорбляет его неврастенией, унижает душевной теплотой, надоедает многозначительными намеками на содержимое выеденного яйца... Оно очень важно, это содержимое; в войнах тупоконечников с остроконечниками по-прежнему гибнут миллионы, а в скорлупе ореха может прятаться Вселенная. И вся королевская конница, и вся королевская рать. Вы даже не могли себе представить, сколько же на свете всего, что нашим мудрецам и не снилось – так закройте глаза покрепче и читайте; во сне и наяву, в бреду и при смерти, в радости и печали, на работе и в постели, пока смерть не. Поэтому оставь надежду забудьте все те императивы, без которых, как вам казалось, литература невозможна. Вспомните, сколько времени вам понадобилось на то, чтобы врубиться в «Голый завтрак», и умножьте его на два; вспомните, сколько потребовалось, чтобы врубиться в «Войну и мир», и умножьте на десять – примерно столько уйдет у вас на то, чтобы начать приблизительно понимать, в чем дело и о чем вообще речь. Книгу невозможно читать быстро – и синтаксис, и даже сами слова специально выстроены так, чтобы не позволить легкомысленного с собой обращения. Успокойтесь, это так и надо, так задумано. Если вы любите собирать паззлы – эта книга для вас; другого столь огромного, столь сложного паззла лично я пока не встретил. (Разве что «Поминки по Финнегану».) В этой беспорядочной куче фрагментов рискуешь утонуть; совершенно неясно, как связаны друг с другом все эти «тай-брейк», «Бостон метрополитан», «O.N.A.N.», «P.G.O.A.T.», «хмурый», «сопротивление», «микроволновая печь», «Куросава», «телепьютер», «ещё и ещё и ещё о боже», «неистощимый на выдумки», «вскрытие». Вооружитесь терпением, охотники и собиратели паззлов. Клянусь вам, к тому моменту, как в книге начнет вырисовываться смысл (смысл, смысл, СМЫСЛ, смысл, смысл), вас будет от нее не оторвать. Это не тот кайф, который привык получать ленивый жирный читатель, лежа в гамаке и подставляя разные стороны своего существа приятной щекотке услужливого автора; этот кайф совсем другого рода. Это кайф футболиста, который прошел через все поле и уложил на газон половину команды противника — и, оставшись один перед пустыми воротами, вдруг упал на землю и отказался подниматься. Это кайф алхимика, который тридцать лет работал над получением фосфора, и однажды случайно открыл ЛСД, выпаривая собственную мочу. Это кайф неизвестного викинга, который прошел сквозь льды на своем драккаре, только чтобы найти ещё один пустынный берег и погибнуть на нем под ядовитыми стрелами низкорослых трусливых людей с узкими злыми глазами — так и не узнав, что открыл Новый Свет. Это кайф мальчика, которого ослепительная ледяная женщина учит складывать из осколков слово «бесконечность» и позволяет ему разные маленькие шалости, когда у него получается. Это кайф космонавта, который настолько возлюбил безжизненную пустую ослепительную красоту космоса, что предпочел не возвращаться более на Землю, к дурацким жене, детям и отечеству. Это кайф актера, которого принц попросил сыграть пьесу перед его дядей-королем — забывшего, возвысившегося, воспарившего над самим собой в роли какой-то никому не интересной Гекубы – и который даже не подозревает, что и принц в свою очередь тоже – часть пьесы; и тот, кто написал принца, тоже, и так — до бесконечности. Это бесконечный, вечный кайф – во всех смыслах слова «бесконечность». Но взломать сейф с этим кайфом нелегко.

***

„...in New York City you get inundated by all of these fans or wannabe fans reading Infinite Jest on the subway, most of them lurking around in their ironical moustaches, hoping to score smart pussy. I've gotten ugly about the whole subject. I've started telling people, „If he could have hanged himself twice, he would have been twice as famous.“

***

Сатира ли это? Несомненно; именно поэтому фантастика здесь настолько гротесковая и подчеркнуто нереалистичная; сатира в духе Свифта. Юноша, чье имя начинается на «Ха» и призрак его отца; дядя, занявший отцовское место, и мать, неразборчивая в связях; сравнения с «Гамлетом» не просто напрашиваются — автор намеренно их вызывает. В то же время, не стоит слишком увлекаться параллелями — это не пародия на Шекспира, где каждый из его героев изуродован для развлечения зрителей, и где между двумя персонажами можно провести одну, и только одну параллельную прямую. Система Уоллеса — неэвклидова; от «Гамлета» взято не столько внешнее, фабульное, сколько внутренне, так называемая «атмосфера» — мир рушится, в короне датской гниль, связь времен распалась, и нужно что-то делать, спасать мир — но принц неспособен сделать ничего, и в итоге, даже вместо дуэли и запоздалого отмщения, становится кататоником — а вслед за ним замирает, омертвевает и весь мир. Это «Розенкранц и Гильденстерн мертвы», только Р. и Г. здесь — внутри главного героя. Почему вообще «Гамлет»? Потом что это — центральный текст главного писателя Запада; разыграв его сегодня, мы можем увидеть, как изменился мир и насколько все стало ещё хуже; тот «Гамлет», притворяясь историей, был предчувствием будущего; этот притворяется предчувствием, на самом же деле — воспоминание о том, что уже безвозвратно потеряно.

***

---dead inside in some essential way---

***

Почему книга тяжелая, почему я бы не советовал ее читать?
Самое главное — она подчеркнуто не-увлекательна; анти-увлекательна. Все, кто хочет от книг захватывающего сюжета, истории - а все мы хотим, положа руку на сердце - будут разочарованы, и даже очень. Потому что она даже намеренно притворяется увлекательной, обещая некие острые сюжетные повороты, захватывающую интригу — не будем забывать, речь в романе идет о поиске Артефакта, способного уничтожить мир as we know it, чем не властелинколец - так вот, намеренно притворяется, но столь же последовательно обманывает те самые ожидания, которые вызвала. Мне встретился не один читатель с отзывом «я, вообще-то эта, авангард того, даже очень — но это самое уже ну ващще!» Разочарованных читателей по-хорошему следовало бы спросить — случайно ли, по их мнению, в романе разбросаны характеристики творчества Дж. О. Инканденца, создателя Артефакта, которые читаются как рецензии на сам роман? Например: «Was amateurish the right word? More like the work of a brilliant optician and technician who was an amateur at any kind of real communication. Technically gorgeous, the Work, with lighting and angles planned out to the frame. But oddly hollow, empty, no sense of dramatic towardness – no narrative movement toward a real story; no emotional movement toward an audience. Like conversing with a prisoner through that plastic screen using phones, the upperclassman Molly Notkin had said of Incandenza's early oevre. Joelle thought them more like a very smart person conversing with himself.“ Или, еще вопрос для разочарованных отсутствием «стори»: случайно ли получается, что книга начинается с конца и как бы закольцовывается, кусает сама себя за хвост — то есть, дочитав последнюю страницу, самое естественное дело — начать читать роман сначала? И так далее, и тому подобное.
Ещё одна причина не читать эту книгу — ее зашкаливающая, нарочитая сложность. Это самое сложное произведение на английском языке, которое мне пока что попадалось. (Я Джойса не читал ещё, но читал кое-что другое, например, Берроуза, так что имею некоторое понятие). Предложения длиной в страницу, где к середине забываешь не только о чем речь, но и где там подлежащее и в чем отличие между придаточным и главным предложением (кстати, Уоллес, как мне показалось, местами его ещё и намеренно стирает). Жуткий зубодробительный сленг, поток сознания и речь без знаков препинания по соседству со словами, которых не знает даже оксфордский словарь английского языка (к счастью для тупых вроде меня, есть вики с постраничными объяснениями) — даже слово samizdat там есть! - галлицизмами, макаронизмами, излюбленными автором акронимами и собственными его высочества принца DFW играми слов, я уж молчу про всякие цитаты-аллюзии. Кто там считал «Войну и мир» сложной книгой?
Наконец, потому что у героев Уоллеса есть один тяжелый наследственный дефект — они слишком головные, если не сказать мертворожденные. Правда, и тут не все так просто: это относится в основном к ученикам Академии Энфилда; Дон Гэйтли и присные — живее всех живых. К тому же, стоит задать себе вопрос: действительно ли деревянность героев есть свидетельство авторского неумения, или же (о ужас!) это так и было задумано? Вообще, очень, очень много вопросов стоит себе задавать во время и после прочтения этой книги.

Почему же я все-таки считаю, что эту бесконечную жесть следует читать?
Потому что, привыкнув к невозможному стилю автора, в один прекрасный момент вдруг начинаешь видеть, насколько это здорово написано.
Потому что Уоллес играет на таких регистрах и клавишах языка, о существовании которых вы до него даже не подозревали.
Потому что, несмотря на 1079 страниц, в книге нет ни одного расслабленного, проходного, вялого предложения. Дэйв Эггерс в предисловии сравнивает книгу с космическим кораблем; какой там корабль, это целая Звезда Смерти, совершенный механизм, где все детали на своих местах и все выполнено с предельной точностью и отдачей.
Потому что это ценный опыт особенно для русского читателя, в родной культуре которого до сих пор ходит по головам ужасная максима «будь проще, и люди к тебе потянутся». ДФВ показывает, каких высот можно достичь, если иметь смелость не быть «проще». Сапере ауде, братан.
Потому что, несмотря на скучность истории в целом, в рамках эпизода ДФВ не знает себе равных. Многим, например, нравится игра в Эсхатон; мои любимцы — канадомахия Дона Гэйтли, или рассказы из его прошлого. Харольд Блум, который сказал, что Уоллес не умеет рассказывать, очевидно, читал только аннотацию на обложке.
Потому что, наконец, все недостатки книги, о которых я говорил выше, не случайны. Эта книга — уникальный эксперимент, который мог состояться только при таких условиях, и удался именно потому, что с треском провалился. И этот эксперимент слишком важен и интересен.

***

Отдельно хотелось бы сказать о так называемом «истерическом реализме». По прочтении романа могу с достаточным основанием заявить: это название явно придумали какие-то безответственные критики, которым куда больше хотелось сляпать звучную бессмыслицу, чем описать реальное положение вещей. (Хотя вообще-то Джеймс Вуд толковый мужик - ну так ведь он пустил словцо, не имея в виду Уоллеса). Во-первых, никакой это не «реализм» - кто сомневается, возьмите две страницы из, скажем, «Войны и мира» и две страницы Уоллеса; думаю, комментарии будут излишни. Во-вторых, при чем тут «истерический»? Здесь нет сильных эмоций напоказ, с целью манипуляции зрителем/читателем, а также сильных эмоций, которые сам автор перестает контролировать; автор, возможно, и хотел бы, чтобы они были — но их нет. Зато есть одержимость, упрямое возвращение к неким аттракторам, вечное вращение спутника вокруг планеты, вечное возвращение героя на пути, прочерченные судьбой; это черта шизофреническая, если уж мы ставим диагнозы, депрессивная, с толикой аутизма — но ни в коем случае не истерическая; это прямая противоположность истерике. Джаст ту пут ит райт.

***