Больше рецензий

10 января 2022 г. 10:37

765

5

На прикроватной тумбочке стоит, как всегда, открытка с тициановским "Динарием кесаря". Чехов говорил, что перепробовал все жанры, кроме доносов.
... поскольку все композиторы получают зарплату от государства, то при любом отступничестве государство обязано вмешаться, одёрнуть зарвавшихся и добиться от них более гармоничного соответствия вкусам публики.

Не думаю, что смогу написать об этой книге. Вернее, если начну, то вряд ли смогу остановиться до тех пор, пока не перепишу весь её текст вместе с комментариями переводчика и своими скудными и косноязычными заметками.

Когда все шло наперекосяк, когда думалось, что «чепуха совершенная делается на свете», он утешался вот чем: хорошая музыка всегда остается хорошей музыкой, а великая музыка незыблема. Любую прелюдию и фугу Баха можно играть в любом темпе, с любыми динамическими оттенками или без таковых – все равно это будет великая музыка, и никакая каналья, которая молотит по клавиатуре обеими пятернями, не сможет ее испортить. А кроме всего прочего, играть такую музыку с цинизмом просто невозможно.

Всего два пункта, чтобы не перегружать эфир:
1. О русских. С большим недоверием отношусь к иностранным авторам, пишущим (пытающимся писать) о русских. Или хотя бы выводящих в своих книгах русских персонажей. Понятно, что чаще всего это бородатый (гладко выбритый, с тонкими усиками, лысый, с длинными сальными волосами, татуированный, нечистоплотный, в дорогущем костюме, обвешанный золотом и иконами, с загадочной русской душой или загадочным русским душком, балалайкой, ручным медведем и коллекцией АК - вариантов масса) экстравагантный самодур, который пьёт водку из самовара. Каждый раз, когда автор вырывается из тенет условностей, для меня это маленькое, но совершенно незабываемое событие. Всего таких событий было три: "Осень в Петербурге" Джон Кутзее, "Берег Утопии" Том Стоппард и "Шум времени" Джулиан Барнс.

"Водка бывает только двух видов: хорошая и очень хорошая; плохой водки не бывает". Эта истина гуляет от Москвы до Ленинграда, от Архангельска до Куйбышева. Но есть ещё и американская водка, напичканная фруктовыми отдушками, подаваемая со льдом, лимоном и тоником, а в коктейлях и вовсе никакая. Так что всё же бывает, вероятно, плохая водка.

2. О языке романа. Автор не только в полной мере владеет языком, но и обладает прекрасным слухом: достаточно почитать "Попугая Флобера", чтобы в этом убедиться. Он легко подстраивается под стиль, ритм и музыкальность Гюстава Флобера. "Шум времени" для меня начался с бешеного разочарования и желания найти другой перевод - я стопроцентно было уверена, что это недобросовестный переводчик наводнил текст книги штампами. канцеляризмами и мерзкими какими-то формулировками. Заблуждение рассеялось довольно быстро, любое лирическое отступление было нежным, сильным, слегка суховатым, стройным и ясным, как музыка Шостаковича. А всё остальное оно и есть - шум времени, фон, на котором существовала, в котором рождалась, через который пробивалась музыка великого композитора. Кстати, это к вопросу о "глубинах" и "вершинах", которые так любит выискивать в банальностях содержания современный читатель.
Переводчику, Елене Серафимове Петровой, низкий поклон и глубокая признательность за возможность и корректные комментарии, не выделенные сносками в авторском тексте.

В идеале молодой человек не должен быть ироничным. У молодых ирония препятствует развитию, притупляет воображение. Жизнь лучше начинать с открытым забралом, с верой в других, с оптимизмом, с доверительностью ко всем и во всем. А уж потом, придя к пониманию вещей и людей, можно культивировать в себе ироничность. Естественный ход человеческой жизни – от оптимизма к пессимизму, а ироничность помогает смягчить пессимизм, помогает достичь равновесия, гармонии.
Но этот мир не идеален, а потому ирония разрастается здесь неожиданным и странным образом. За одну ночь, как гриб; беспощадно, как раковая опухоль.
Сарказм опасен для того, кто им пользуется, потому что воспринимается как язык саботажника и вредителя. А ирония где-то, в чем-то (надеялся он) дает возможность сохранить все ценное, даже в ту пору, когда шум времени гремит так, что вылетают оконные стекла. И что же для него ценно? Музыка, семья, любовь. Любовь, семья, музыка. Порядок приоритетов может меняться. Способна ли ирония защитить его музыку? Настолько, насколько ирония остается тайным языком, позволяющим пронести ценности мимо нежелательных ушей. Но существовать исключительно в качестве кода она не может: порой в высказывании нужна прямолинейность. Способна ли ирония защитить его детей? Максима, десятилетнего, на школьном экзамене по музыке заставили прилюдно очернять отца. Тогда какой прок от иронии для Гали с Максимом?
А любовь… не его собственные неловкие, сбивчивые, взахлеб, докучливые объяснения в любви, а любовь как таковая: он всегда считал, что любовь как природная стихия несокрушима и что перед лицом нависшей угрозы возможно ее защитить, прикрыть, укутать иронией. Теперь уверенности в этом поубавилось. Коль скоро тирания так преуспела в разрушении, что ей стоит разрушить заодно и любовь, умышленно или походя? Тирания требует любви к партии, к государству, к Великому Вождю и Рулевому, к народу. Но от таких великих, благородных, бескорыстных, безусловных «любовей» отвлекает любовь к единственному человеку, буржуазная и волюнтаристская. И в нынешней обстановке людям постоянно угрожает опасность не сохранить себя целиком. Если их последовательно терроризировать, они мутируют, съеживаются, усыхают – все это приемы выживания. А посему пребывал он не то что в тревоге, а зачастую в лютом страхе: в страхе оттого, что любовь доживает последние дни.
Лес рубят – щепки летят: так приговаривают строители социализма. А вдруг, опустив топор, ты увидишь, что извел весь лес на щепки?
Как сказано у Ильфа и Петрова, «надо не только любить советскую власть, надо сделать так, чтобы и она вас полюбила». Его самого советская власть никогда не любила. Происхождение подкачало: из либеральной интеллигенции подозрительного града Санкт-Ленинбурга. Чистота рабоче-крестьянской крови ценилась у советской власти не меньше, чем арийская чистота у нацистов. А кроме того, ему хватало самомнения (или глупости) подмечать и запоминать, что вчерашние слова партии зачастую идут вразрез с сегодняшними. Ему хотелось жить в окружении музыки, родных и друзей – самое простое желание, но совершенно несбыточное. Кому-то постоянно требовалось обрабатывать его душу, равно как и души остальных. Кому-то требовалось, чтобы он перековался подобно рабам-строителям Беломорско-Балтийского канала. Кому-то требовался «оптимистический Шостакович». Мир утопает в крови и навозной жиже, а ты знай улыбайся. Но у художника другая душевная организация: пессимистическая, нервная. Значит, кому-то требуется отлучить тебя от искусства. Однако людей искусства, которые не имеют ничего общего с искусством, и так расплодилось в избытке! Как говорил Чехов, если вам подают кофе, не старайтесь искать в нем пиво.