4 "Мелькают намалеванные белой краской на боку неровные буквы «К счастью – вперед!», плотный воздух хлещет по лицам."

Книга перечитывалась через 7 лет после первого прочтения. Что же, все тогда читали - и я читала. Все пищали от восторга, а я не могла понять, в чём тут прелесть-то? Видимо, дело было в том, что ещё в 90-ые, когда на прилавки книжных хлынуло всё, что до тех пор считалось запрещённым, я "переела" подобных историй, а надо сказать, что у многих из них единственное достоинство-то и было только то, что раньше они были запрещёнными.

И вот берусь за книгу во второй раз, уже после того, как прочитала Гузель Яхина - Дети мои , и хоть и с определённой осторожностью, но пытаюсь смотреть на историю с другой стороны. По-прежнему не вижу, где тут тот самый шедевр, который собрал все похвалы, премии и повизгивание критиков. Да, добротно написанная история, но персонажи по-прежнему, на мой взгляд, схематичны. Зулейха - уж точно не свободная женщина Востока, всё что в ней есть - неимоверная воля к жизни.

Смерть была здесь везде, но смерть простая, понятная, по-своему мудрая, даже справедливая.

А для тоненькой, с виду слабенькой женщины она оказалась сопериком под силу. Игнатов - чёрно-белый силуэт, вернее, чёрно-красный. Все остальные - штрихи по краям картины. И только доктор Лейбе меня впечатлил. Ощущение растущего вокруг яйца как символ подступающего безумия - действительно сильно. Ну, и в судьбе Зулейхи он сыграл, я считаю, роль посерьёзнее, чем все остальные.

Ужасы же жизни ссыльных действительно уже описаны многократно и в некоторых книгах гораздо сильнее. Если брать то, что автор в силу своего возраста ничего этого не застал, я бы сказала, что более впечатляющая книга Захар Прилепин - Обитель , где ситуация автор-текст очень похожа.

Но на самом деле книга прочиталась легко и даже с интересом. А я-то боялась, что увязну в ней надолго...