5

Государство – это мы

Кому надо, тот «Подстрочник» давно прочитал. Кроме меня. За редким исключением – мы не берем в расчет антисемитов с воспаленным сознанием – книга пришлась по душе всем. И правда, тут есть почти всё, но больше всего – оруэлловщины.

«И вот однажды вечером мы сидели там (в ресторане «Арагви») с нашим другом, редактором издательства. Он вышел в туалет и заблудился в коридорах, поскольку основательно выпил. И увидел перед собой несколько дверей. Толкнул одну – она не поддалась. Толкнул вторую – она открылась. Он шагнул вперед и очутился в просторном зале, где крутились десятки огромных записывающих устройств. На каждом был номер, соответствующий ресторанному столику. Он вернулся, белый как полотно, и стал требовать, чтобы мы немедленно ушли».

Всё чаще в последнее время поговаривают, мол, нужно заниматься в школах по единому учебнику истории. Тех, кто заподозрит инициаторов в борьбе с двоемыслием, успокоят казенной формулировкой: в целях формирования позитивного мнения у учащихся об истории родной страны.

Что бы там ни сформировали, есть предложение: в курсе истории XX века давать детям «Подстрочник» в качестве внеклассного чтения. Получится таким образом полное лукошко русской социальной мысли: патриотической с одной стороны, либеральной – с другой. Если старшеклассникам не до социальной мысли, в «Подстрочнике» они хотя бы найдут красивую историю любви, смешного Солженицына, обаятельную Астрид Линдгрен.

Лилианна Лунгина замечательным образом рассказывает о своей жизни, о себе, семье, друзьях, однако главным игроком в книге остается государство. Причем совершенно не важно, какая это эпоха, – террор ли, оттепель, – жизнь абсолютно любого человека зависела в то время от цэка. Государство беспокоит неожиданным ночным визитом с требованием на выход, оно же решает, есть ли тебе апельсины или нет. Сложно сейчас представить подобное и, что там говорить, страшно.

У Лунгиной есть четкая гражданская позиция, на которую, безусловно, повлияло парижское детство маленькой Лили. Возвратившись в Советы, она, говорит, сразу поняла, что это такое. Но не суть… История диссидентского движения нам более-менее знакома. Более интересен взгляд парижской девочки, сказал бы я, на амбивалентный русский характер.

Про свою жизнь в замерзающей татарской деревне во время войны она рассказывает:

«Второе бревно мне согласился распилить конюх в обмен на последнюю вещь, принадлежащую моему папе, – красный перочинный ножик с десятью лезвиями и папиной факсимильной подписью. Согласился с таким расчетом: одну треть себе, две трети – мне. Поскольку выбора не было, я, конечно, согласилась. Надо сказать, что еще треть из тех, которые он мне перепилил (колоть маленькие я уже научилась сама), он у меня тоже украл. В общем мы к весне оказались опять без дров».

А немногим позже по Москве прогнали пленных немцев:

«И тут я увидела то, что меня поразило больше всего. Какие-то старушки, сухонькие бабки, похожие на черных мотыльков, подходили к колонне пленных и протягивали им куски хлеба. Вы представляете себе, как не хватало в войну хлеба, – то есть старухи отдавали долю от своего скудного, ничтожного пайка. Те отшатывались, не понимая, что от них хотят. А старухи, крестясь, настаивали, чтобы они взяли».

Фильм «Подстрочник» лежал на полке более 10 лет и вышел как нельзя кстати, вслед за ним издали книгу. После ностальгических ахов по Союзу в нашу жизнь стали проникать кое-какие вещи из прошлого – и, что печально, не самые лучшие. Вместо того чтобы повторять ошибки, на них лучше все-таки учиться.