3

Градостроительный Мьевилль написал роман о нелегкой судьбе переводчика в открытом море.

В отношении собственных текстов Мьевилль обычно поступает как, скажем, мегаломужик. Он строит город, сажает героя и выращивает чудовище. Чаще всего – много чудовищ. Нет, чаще всего всё выглядит так, будто у Мьевилля в голове инкубатор, из которого то и дело проклевывается что-то многорукое, многоногое и многообещающее. В «Шраме» - продолжении Perdido Street Station по географическому признаку – кроме уже привычных говорящих кактусов и vodyanoi появляются жаброчеловек, женщина-тележка с буржуйкой вместо пламенного мотора, мужик, выкормленный зомби, подводное млекопитающее размером с малую азию и переводчик.

Переводчик, точнее переводчица-синхронистка по имени Беллис Колдвайн нанимается на корабль, идущий в далекую колонию, чтобы заплатить за билет переводами с языка рагамолл на язык солтеркрик. (В сторону – единственное, что меня несколько смущает в лингвистической буйности Мьевилля, и не только Мьевилля, впрочем, этим грешат отчего-то все писатели, пишущие в плоскости хоть сколько-нибудь фантастического романа – это то, что в какой-то момент из нее обязательно лезет что-нибудь похожее, на алфавит, пропущенный через мясорубку. Вот все как бы хорошо, и тут появляется вдруг язык хырбырдыр, район жопхлопстоп или кто-нибудь по имени рваоршгзфолвтмалорбылвоало. Не всегда понимаешь, это фантазия, художественный прием, артрит или кошка на клавиатуре).
Разумеется, доплыть до колонии Беллис не очень удается, потому что корабль захватывают пираты со всем последующими приключениями. Беллис попадает в город на воде, целиком состоящий из похищенных кораблей, и всю дорогу пытается каким-то образом попасть домой, в то время как вокруг нее люди заняты более важными вещами: захватом того самого безразмерного водоплавающего, организацией визита к губожопым мужчинам-комарам, поисками места, где земля закругляется, дележом власти между парой мазохистов, которые «Вася+Маша» вместо забора вырезывают друг на друге, районными упырями и просто лоббистами и ссыкунами с промежуточных кораблей. Временами Мьевилль включает в себе режим генплана и вместо сюжета чертит долгие-предолгие описания города на воде: вот тут в корабле прорастили парк из захваченной земли, вот тут библиотека сплошь из ворованных книг, вот тут самый благополучный район, только его контролируют местные вампиры, которые за право проживания ежемесячно отжимают у местных по пузырьку крови, а вот – ну, что-нибудь из жизни морепродуктов.

Впрочем, героиня нам в данном случае важнее внутренней жизни морских гребешков, потому что в ее личном сюжете как раз и скрыта некоторая нужная правда о смысле переводчика. Беллис в принципе думает о себе много и хорошо. Она знает, что она – отличный специалист. Она написала, допустим, четыре книги – о грамматике подприумершего языка пилвапшукшщпола (набор букв произвольный) и о синтаксисе еще чего-нибудь такого же. Она – единственный в галактике человек, который владеет кликсовым языком бушменов (ну, можно сюда подставить что-то умеренно-фантастическое). Она – идеальный переводчик, который в рабочие моменты превращается в ротовое отверстие, через которое звуки ходят туда-сюда, не оседая в голове никакими тайнами. В общем, если бы язык был сантехником, то Беллис была бы лучшим в мире вантузом. Вот только у вантуза не очень хорошо получается командовать сантехником. Беллис в книге – удивительный образчик героини, у которой есть голова, но нет возможности поступать по-своему. Всю дорогу Беллис напоминают, что ей лучше бы засунуть голову в жопу, по возможности высунуть оттуда только рот, чтобы переводить было бы можно, а вот воспринимать себя как отдельную единицу – не очень. Весь сюжет книги строится на том, что то один, то другой персонаж раскрывает Беллис как энциклопедический словарь, чтобы выудить из нее, допустим, значение слова «факельцуг», а потом закрывает и ставит на полку. Она, несомненно, двигает роман вперед, но только потому, что другие люди то и дело двигают ее. Единственный раз, когда Беллис предоставляется возможность совершить отдельное активное действие, бросает ее в слезы и необходимость просить помощи у жабромужика, что, впрочем, не так уж плохо, потому что иногда мужик не хуже мультитрана – столько возможностей, столько вариантов.

Разумеется, в таком разрезе образ кажется донельзя инвалидирующим. Как будто у героини нет ручек и ножек в комплект не доложили, а она все метит и метит в скалолазы. Однако же она – героиня. Пока вокруг нее один мужик тычет во всех вокруг волшебным вроде-мечом, а другой ворует-врет-шпионит, а третий учится читать, а четвертый ловит чудо-юдо-рыбу-кита, Беллис переводит. Потому можно сколько угодно крошить людей в селедку под шубой из говна и крови, но, скажем, ты никак не достанешь со дна морского аленький цветочек весом в стопятьсот тысяч тонн, если единственный специалист по его поимке не говорит по-английски.
Учите языки, как бы говорит нам Мьевилль, чтобы не пришлось идти на унитаз с голыми руками.

Оригинал записи в LJ