5

Я не знаю, как он это делает, но он всковыривает пласты памяти. Да нет, хотя понятно, как он это делает, всё до смешного очевидно. Но никто просто раньше не задавался такой целью. Видимо за это его и ругают: за БЕСПОКОЙСТВО утихших много лет назад мыслишек. Итог - до четырёх утра рылся по старым полкам, искал какие-то забытые книжки из 80-х, ни названия ни автора не помня, ничего не нашёл. Нашёл нечитанный сборник Азимова 1989 года изд-ва Мир. Большой успех. Затем зачем-то кинулся качать телеспектакли по Бунину, а того самого телеспектакля "Натали" так нигде и не оказалось. Ещё решил пересмотреть "Суходол". Попутно узнал, что Никита свет наш Сергеич тоже снимает сейчас фильм по Бунину.

А эти списки художников из речи обвинителя в "Норме"? Арп, Пикабия, Миро, Клее, Ван Дусбург, Мондриан, Жанко, Джадд. Урок МХК в чистом виде. Ты будешь смотреть. Ты будешь драть текст. Ты плеваться будешь, но будешь выискивать. В текст запущен вирус. Щасвирус. И потомвирус. А потом приходишь домой и начинаются эти звонки, причём как на домашний, так и на пейджер. Я Брежнева не боялся, и тебя не боюсь. Может быть, может быть, может быть, встретимся и поговорим?

Летающие люди нас не видят, как будто заговор. И дети рыжие проходят мимо, как будто заговор. А у меня теперь на шее рана - и всё готово для тревожных снов. Чужая ночь играет на рояле, цветы сбегают вниз по коридорам, а у меня теперь на шее рана. В лесу немеет страшный птичий хор.

Поэтому

"Поэтому самые ранние произведения Сорокина (повесть «Очередь» [1983], состоящая из реплик и переклички людей, стоящих в очереди непонятно за чем, и особенно сборник рассказов «Первый субботник» [1979—1984]) на самом деле являются не литературными, но художественными произведениями, в которых формальное и пластическое мастерство не менее важно, чем вербальное наполнение. Другое дело, что в логоцентричной, литературоцентричной стране такие художественные тексты воспринимались как сугубо литературоцентричные жесты и потому несколько ошибочно проходили по литературному ведомству.

Ранние рассказы, а также книги были построены на двух очень важных литературных приёмах, открытых Сорокиным. Первое открытие основано на дискурсивных смещениях: текст, начинающийся в одном стилистическом ключе, продолжается в каком-то другом, чтобы после очередного «перещёлкивания» закончиться в каком-то третьем, противоположном предыдущим ключе.

Эти «перещёлкивания» основаны на том, что Бахтин называл «памятью жанра»: для того чтобы произведение опознавалось выдержанным в том или ином жанре, оно обязательно должно нести ряд признаков этого самого жанра: у песни они одни, у басни — другие, у романса — третьи.

Сорокин брал формальные признаки того или иного жанра, синтезировал те или иные писательские манеры (условные Набоков или Тургенев) и наполнял их прямо противоположным по смыслу содержанием. Кроме того, он сталкивал жанры с помощью «вирусов», запускаемых в недра дискурса. И в этом состояло другое его немаловажное открытие.

Третье открытие Сорокина — «буквализация метафоры» — тоже позже было активно использовано кинематографом. Буквализация метафоры основана на логическом продолжении метафоры и доведении её таким образом до абсурда."