4.5 Ну какой же вы все-таки сплетник!

«Ярмарка тщеславия» стала моим «Моби Диком». Я сражалась с ней почти два месяца. Наслаждалась, восхищалась, но... откладывала каждые две главы. Эта странная магия прозы Теккерея — он так настойчив, болтлив и язвителен, что хоть и являет собой приятную компанию, но утомляет мгновенно.

И вот, последняя страница перевернута, автор помахал читателям ручкой и собрал свой кукольный театр в короб, а я уже начала скучать. Скучать по ехидным замечаниям, по тому, как Теккерей вламывается с комментариями посреди любой истории, и двумя-тремя предложениями превращает любую трагедию в фарс. Он наслаждается этим высмеиванием и сплетнями, но тут же честно признает, что сам то он ничуть не лучше, хаживал по тем же гостиным, пил чай с теми же господами и едва ли бы отказался от приглашений на те же самые балы...

Потеряла ли «Ярмарка» хоть немного актуальности за эти годы? Ничуть. И поэтому и остается такой забавной.

Меня очень порадовало, что Теккерей едва ли выбрал себе в романе любимчиков. Да, его восхищали некоторые проделки Ребекки, а за словами о материнстве маленькой и скромной Амелии иногда проскальзывает уважение, но он не стесняется высмеивать все и всех. А героев у него много — разнообразная, шумящая и переругивающаяся толпа.

Я не нашла в себе негатива для Ребекки. Она, рожденная в обществе, которое предлагало ей роль тихони-жены или гувернантки, зубами и интригами выгрызала себе путь наверх и добивалась всего, чего хотела. Ей и муж то не нужен был, но общество оскорбленно осуждало подобных женщин. Ребекка притягивала к себе мужчин, умело играла на их слабых сторонах, манипулировала. Но я не могу назвать ее абсолютно бездушной — пусть редко, но в ней проскальзывала тень эмпатии и привязанности.

И если Ребекка явно родилась не в свое время, Амелия была настолько идеальным существом своей эпохи, что многие подозревали за ее скромностью и добротой какой-то подвох. Но никакого подвоха, Амелия, с ее милым личиком и слабостью, рождена для тихой роли идеальной жены, любящей матери, идеальной дочери. Есть ли в ней что-то большее? Говорят, красота в глазах смотрящего, поэтому для Доббина она идеал и вселенная. Вся ирония в том, что Доббин для нее не больше, чем друг ее мужа, Осборна, существа ветреного, игрока и повесу.

У Теккерея немало и других персонажей, но именно Бекки и Амелия встали рядом и наперебой, но так по-разному рассказывали свои истории. Когда Ребекка заливалась смехом и прикидывала, как лучше ей попросить денег, Амелия заливалась слезами горя в укромном уголке и гладила портрет мужа и сына. Они были самыми громкими, рядом с ними крутились остальные персонажи, и, зачастую, именно через призму этих двух женщин я смотрела на ситуацию.

Это были интересные два месяца чтений. И не только потому, что читать книгу так долго для меня раздражающий нонсенс, но и потому, что ехидство Теккерея раз за разом поднимало мне настроение. Он с таким наслаждением сплетничал, иронизировал и болтал между строк, что этот огромный том стал напоминать мне вполне современный блог, в который заходишь после работы, чтобы узнать, что там эти люди опять учудили.