Больше рецензий

29 декабря 2012 г. 13:01

877

5

Не удалось этой книге перевернуть моё мировоззрение, конечно, если говорить о перевороте в радикальном смысле этого слова, с другой стороны, определённо «Идея» эта помогла рассмотреть некоторые вопросы давно меня волновавшие несколько глубже. Произошло это, по всей видимости, потому, что со многими аспектами я, в общем, согласен. В частности с тем, что и славянофилы — идеалисты по сути своей, и философии как нечто определённого у нас не то, чтобы не было, но, скажем так: «Достоевский — наша философия». Т.е. отталкивалась она от традиций христианства, привносила в него нечто своё, более актуальное, нежели православное окостенение, нечто присущее именно нашему народу, пусть и принятое в некоторой степени народами культуре нашей чуждыми. Хотя чуждыми ли? — если брать во внимание «Идею», то русская философская мысль фактически является пост-протестантской: католичество порождает протестантизм — протестантизм порождает гегелианство (гегельянство, если угодно) — гегелианство у наших мужей многоумных (почти без иронии) обретает чуть ли не (впрочем, Бердяев приводит весьма известных мыслителей, для которых нет даже этого «чуть») статус религии. Но слово автору:

Когда в XIX в. в России народилась философская мысль, то она стала, по преимуществу, религиозной, моральной и социальной. Это значит, что центральной темой была тема о человеке, о судьбе человека в обществе и в истории. Россией не был пережит гуманизм в западноевропейском смысле слова, у нас не было Ренессанса. Но, может быть, с особенной остротой у нас был пережит кризис гуманизма и обнаружена его внутренняя диалектика. Самое слово гуманизм употреблялось у нас неверно и может вызвать удивление у французов, которые считают себя гуманистами по преимуществу. Русские всегда смешивали гуманизм с гуманитаризмом и связывали его не столько с античностью, с обращением к греко-римской культуре, сколько с религией человечества XIX в., не столько с Эразмом, сколько с Фейербахом. Но слово гуманизм все-таки связано с человеком и означает приписывание человеку особенной роли. Первоначально европейский гуманизм совсем не означал признания самодостаточности человека и обоготворения человечества, он имел истоки не только в греко-римской культуре, но и в христианстве. Я говорил уже, что Россия почти не знала радости ренессансной творческой избыточности. Русским был понятнее гуманизм христианский. Именно русскому сознанию свойственно было сомнение религиозное, моральное и социальное в оправданности творчества культуры. Это было сомнение и аскетическое и эсхатологическое. Шпенглер очень остро и хорошо характеризовал Россию, сказав, что она есть апокалиптический бунт против античности.


Кстати, и с тем, что Толстой слаб именно как философ, с тем, что народ наш исключительно парадоксальное явление, с тем, что ненавидеть и презирать его могут люди народ этот глубоко и искренне любящие (я, смею заметить, — исключением не являюсь), с тем, что христианство наше принимает порой такие чудовищные (и в то же время — такие чудовищно-интересные!) формы, — я согласен как никто другой. Довольно вспомнить добролюбовцев с их обетами, хлыстов и прочих искателей, скажем так, — духовной чистоты.

Итак, знакомство с Николаем Александровичем получилось удачным на редкость, продолжено оно будет обязательно, книге пять, рекомендую настоятельно.
Вот такая сумбурная, похожая чем-то на объект Бердяевского исследования, рецензия.

Комментарии


Кстати, и с тем, что Толстой слаб именно как философ

Никакой Достоевский не даёт столько почвы для своих собственных личных размышлений как это делает Толстой. Вот в чём, в чём, а здесь не согласен...