2

Отечественная философия - это отдельный сорт материала для чтения, к изучению которого нужно приступать с особой подготовкой, причем не какой-то конкретно заданной базой знаний, а с накопленными моральными силами. Требуется большая сила духа для того, чтобы мириться с осознанием этого простого факта - ты держишь в руках книгу, которая написана в рамках русской философской традиции, и ты обязательно найдешь в ней две черты, которые воспитали всю русскую философию, и вместе с ней русскую литературу - какая-то невероятная, никому не известная, но обязательно великая роль русского народа в мировой истории, и забавно выстроенная схема воспитания личности из отдельно или в совокупности с другими взятого человеческого существа. Иными словами, чтение русской философии (в особенности XVIII-XIX вв.) - само по себе сильное духовное испытание, и не стоит браться за нее тем людям, которые не знают, чего от нее ждать.

"Философические письма" (общим числом восемь) представляют собой обращения Чаадаева к некой титулованной незнакомке. Он с абсолютной серьезностью рассуждает об абсолютно гротескных вещах. Россия, считает Чаадаев, есть связующий мост между Востоком и Западом, но при этом ни в коем случае не принадлежит Востоку и имеет свой, отличный от западного, пусть развития. Вот некоторые идеи, которые Чаадаев выдвигает в своих "Письмах":

- у европейцев понятия долга, права, закона заложены в их традиции воспитания и народном духе; у русских же нет этих традиций, поэтому вышеупомянутые понятия им придется выводить самим, а поможет им в этом незабвенное христианство;

- история довольно долго была наукой, копящей сухие факты; теперь настало время сделать историю философской наукой, осознавать все идеи, которые кроются за фактами, и как только за каждым фактом нашей, русской, истории появится своя идея, русский народ и обретет свою настоящую историю;

- душа не бессмертна, вечная жизнь даруется как награда за праведную и безгрешную земную жизнь;

- изначально человек - лишь биологическое существо с внутренним инстинктом истины, и все идеи появляются в его сознании как идеи, привитые ему другими индивидами, и он, основываясь на собственном опыте, выстраивает из них собственную систему воззрений;

- нет истины, кроме истины божественной, и все наши внутренние духовные устремления есть лишь суть проявления божественной деятельности. И абсолютное благоденствие наступит тогда, когда общество в своем развитии достигнет апокалиптического синтеза, то есть когда каждый человек полностью откажется от своей индивидуальности, воссоединяясь с остальными в едином разуме.

Вот такие немудреные истины проповедует Чаадаев. Всем эти вещам, на изложение которых у меня ушло несколько жалких сантиметров экранного пространства, он посвящает восемь достаточно объемных "философических писем", снабжая каждую примерами из истории и других наук, например, зарождающейся тогда антропологии (говоря о ребенке, выращенном в стае животных). В общем и целом, идеи Чаадаева не близки мне ни разу (впрочем, своей идеей апокалиптического синтеза он схож с некогда полюбившимся мне Пьером Тейяром де Шарденом, представившим весьма любопытную и похожую эсхатологическую теорию), кроме того, они изложены достаточно тяжелым, лишенным логических пауз и ударений, языком, а сами письма - довольно критического и нравоучительного толка. Как и достаточное количество других русских философов, Чаадаев пытается утвердиться в своей правоте не логическими доводами и разумными высказываниями, а самоуверенным напором, безосновательной едкой критикой всего, что он видит у себя под носом и обвинением своих оппонентов в неразумности и недостатках личностного характера. Более того, он позволил себе даже жесткую критику Канта, после чего наши пути с ним окончательно разошлись.

Другое произведение, которое есть в этой книге - "Апология сумасшедшего". Оно было написано в ответ на обвинение со стороны российского царя, который назвал Чаадаева сумасшедшим - царю, видите ли, не понравилось, как этот господин критикует Россию-матушку в "Философических письмах". В этом коротеньком произведении повторяются уже изложенные в "Письмах" мысли касательно истории и добавляется мысль о том, что он, Чаадаев, любит Россию правильно, критически рассматривая ее сильные и слабые стороны, потому что в нем есть любовь к истине, порождающая мудрецов. Впрочем, завершает свою "Апологию" он высказыванием о том, что России есть чему научить Запад, и когда-нибудь она "вопрянет ото сна", станет могучей, процветающей и замечательной нацией, возьмет реванш на мировой арене и превратится в край вечного благоденствия. Довольно ловкий политический ход, впрочем, власти его все равно не полюбили.

Итогом ко всему вышеизложенному могу сказать только одно - Чаадаев мне не понравился. И если человек, у которого хватило ума не сделать философию основным родом своих занятий, когда-нибудь решит почитать "что-нибудь из русской философии", ему определенно не стоит выбирать этим "чем-нибудь" Чаадаева. Вообще, самые "вкусные" из уже прочитанных мною русских философских произведений относятся к периоду Средневековья или XVII веку - Нил Сорский, или, например, Григорий Сковорода. В произведениях этих философов было несколько больше здравого смысла и уж точно куда больше искреннего чувства. В дальнейшем русская философия пошла по кривой дорожке подражательства Западу в манере изложения мыслей (по крайней мере, западники повели ее именно в ту сторону), и она утратила свою чувственную привлекательность, а больше смысла от этого не обрела. Засим я кончаю свою гневную тираду и искренне надеюсь, что никого не обидела своим, в общем-то, как всегда субъективным взглядом на вещи.