5 “Все в том дне осталось: надежда, жизнь, прошлое и будущее.”

“Бесланский словарь” – книга, написанная на основании реальных интервью выживших свидетелей тех проклятых дней. Истории жертв перекликаются эпизодами, порой отдельные описания одного и того же факта рассказаны разными участниками с разных точек восприятия. Юлия Юзик оформила свою книгу в виде словаря, короткие горькие рассказы собраны по темам в алфавитном порядке. Вроде простые названия: ангелы, беглянка, вода, воздух, гвоздики… А под каждым словом боль и обретение ценности и смысла этого образа. Пока всё нормально мы не ощущаем полной силы этих слов, просто дышим, пьём, живём, это так естественно. Заложников лишили этих возможностей, оказывается можно пить собственную мочу, а есть цветы, и спокойно в детском кружке обсуждать, что убитые дети становятся ангелами. Они и стали ангелами, все 186 убитых детей, и город теперь у них свой есть, Город Ангелов. Тихо в нём, никто не смеётся, не бегает — ангелы не шалят.

Тяжело читать об этих страшных событиях, об этих трёх чудовищных днях, унёсших жизни ни в чём неповинных людей. Где-то попалась информация, что в годы Второй мировой войны в Беслан с фронта не вернулись около 360 человек. Здесь же, в мирное время, за три сентябрьских дня потери сопоставимы. Как жить дальше прошедшим этот ад и оставшимся в живых, как не сойти с ума родителям похоронившим, а некоторые всех своих детей. Как не может найти покоя и ищет сына мать Жорика. Поневоле в истёрзанном мозгу рождаются чудовищные подозрения, что всех боевиков отпустили и осудили только одного — пешку. Доподлинно известно, что по окончании операции освобождения были предъявлены трупы двадцати семи террористов. Нет никаких сомнений, что все они были в школе, тут же и остались. Сколько их могло быть, если приехали они на грузовике в сопровождении легковушки и с целым арсеналом оружия и боеприпасов. На их стороне был эффект неожиданности, да и подготовка у них оказалась очень сильной, а боль, горечь и страх рождают самые невероятные предположения в исстрадавшейся душе.

Зифа Агаева, взятая в заложники с двумя сыновьями, сказала:

«... спортзал — это великое испытание для всех нас… Мы вышли оттуда не теми, что вошли…».

В тесное помещение спортзала согнали разных людей, и как в любой экстремальной ситуации каждый оголил свою суть. Если Зифа, кормящая мать, питала грудным молоком не только своих детей, но и тех что были рядом: «Сколько детей я выкормила в те дни! Я не пряталась, не отдавала все своим детям» — вспоминает она, то рядом были и другие матери, прижмут своего ребенка, а чужих кулаками распихивают, и, даже находились такие женщины, что пили припрятанную воду на глазах изнывающих от жажды детей.

Но «...самым ужасным было, когда взрослые уходили с опасных мест — под баскетбольной корзиной, где висела самая большая взрывчатка, например, — а туда сгоняли маленьких детей, оказавшихся в школе без родителей. Это вообще невозможно было видеть: под взрывчатками сидели только дети! А у дверей, на окнах — самые безопасные места, выходы, из которых можно было бежать при начале штурма, — взрослые» — вспоминает четырнадцатилетняя заложница Вика, и её нелицеприятный вывод:

«Мое самое большое потрясение в этой школе — это не террористы, нет, совсем не то. Меня потрясли взрослые. Какие же они жестокие, лживые! И какие на самом деле сильные и мудрые дети»

Нельзя судить этих людей за их слабости, ведь сильных духом людей было больше. Даже в таких нечеловеческих условиях люди заботились о товарищах по несчастью, поддерживали друг-друга, делились последними крохами, а учителя заботились о детях до последнего момента. В этих испытаниях все они постигли высшую философию ценности жизни.

А что говорить о людях, которые в тревоге ждали исхода операции и возвращения своих родных. Они стали философами надежды: прошли все стадии ожидания, строя чудовищные догадки, невероятные по своей невозможности, и поддерживая друг друга предположениями полными упований. Каждый из них в полной мере осознал свою любовь, которая да страшных событий была сама-собой разумеющейся. Беслан сместил акценты на главное, высветил всё самое важное, остававшееся до этого дня в тени.

Самым трудным было читать про опознания, похороны и плач мужчин, ведь осетины не плачут:

«...первое время он <муж рассказчицы> и еще десяток отцов и дедов по вечерам шли в спортзал и начинали во весь голос кричать… Прощения просили, что не смогли помочь, уберечь… Школа дрожала от мужских криков…»

Я помню те дни. 1 сентября 2004 года. Внучка пошла в первый класс — давно ожидаемый праздник пришёл в наш дом. А после обеда по телевизору пошли тревожные новости о том, что для многих других детей этот праздник обернулся ужасом и смертью. Тогда впервые услышала название города — Беслан. Сначала было непонятно, что происходит, репортажи по телевизору, обрывки информации с разными, порой противоречивыми, фактами, бесконечные заставки под классическую музыку и целый день тоска и ожидание достоверных известий. Сначала объявили, что в заложниках полторы сотни детей, позже эта цифра утроилась, но в любом случае она никак не совпадает со словами Юлии Юзик «...около полутора тысяч человек содержались в тесном спортзале бесланской школы в нечеловеческих условиях».

Сейчас доподлинно известно, что в заложниках было более 1100 человек, за трое суток теракта, вместе с двенадцатью спецназовцами, погибло 333 человека и 783 были ранены. Только единицам из заложников чудом удалось спастись.
В книге переплелись реальные факты с домыслами убитых горем людей. Это можно понять, поскольку книга была написана по горячим следам, по «живому». Автор не ставит своей целью просто насыпать соль на рану, своей книгой она бередит память, заставляет думать о причинах и взывает к бдительности и любви. Как горько было читать откровения и сожаления людей о том, что недолюбили своих детей при жизни, не уделили больше внимания и заботы, неверно расставляли приоритеты и ценности. Жили на потом, а оно не наступило:

“Все в том дне осталось: надежда, жизнь, прошлое и будущее.”

Сильная книга. Местами жёстко написана, вызывает всю гамму эмоций от жалости и сострадания до гнева