4 «Печалиться давайте об этом и о том» (с)

Мальчик Тимоти, историк и бытописатель странной семейки Эллиот, вырос, состарился и решил собрать в одном романе все заметки и наброски, все истории и летописи, семейные легенды и предания, чтобы помнили, чтобы продолжали верить… В эпоху интернета в нашей жизни остается все меньше сказки. Мы практически потеряли веру в чудеса, а от волшебных праздников детства осталась только цветная обертка: что находилось внутри, с чего все начиналось, многие просто позабыли. Вот и Хэллоуин превратился в очередной коммерческий проект – тыквы, костюмы и куча аксессуаров с потусторонней символикой.

По моему мнению, этот роман Брэдбери получился похожим на лоскутное одеяло, коллаж: яркие, насыщенные картинки соединены между собою на живую нитку лоскутками поменьше. Если знать историю создания, это неудивительно, но такая неоднородность пришлась мне не совсем по вкусу. А может, просто время для чтения этой книги было выбрано не совсем подходящее, и она раскрылась для меня не так, как могла бы. Думаю, стоит перечитать ее осенью, накануне Хэллоуина. Многие скажут, что это «не наш» праздник, а мне он нравится. Эта неповторимая атмосфера увядания, прощания и надежды на возрождение… Время подумать о смерти и примириться с ее неотвратимостью. Согласитесь, в начале лета, когда по утрам тебя будит щебетание птиц из открытого окна, а после каждого дождя из-под земли прёт все новая и новая зелень, о смерти думается с трудом.

Но неповторимым языком романа можно наслаждаться независимо от времени года. Метафоры Брэдбери я полюбила еще со времен «Вина из одуванчиков». А лиризм, образность и музыкальная ритмичность фраз превращает его прозу практически в поэзию. Поблагодарим же переводчика, М. А. Пчелинцева, за то, что он в меру своих сил сумел сохранить эту красоту и музыкальность.

Она пришла, когда все корзины и чуланы, все подвальные лари и чердачные кладовки все еще бредили октябрьскими крыльями, осенними вздохами и яростными глазами. Когда каждая люстра была вместилищем, а каждый башмак – пустым гнездом, когда все кровати изнывали по невиданной белизне, а все перила предвкушали скольжение легчайших, почти бесплотных существ, когда в каждом покоробленном веками окне кривились отражения призрачных лиц, каждое пустое кресло казалось занятым, каждый ковер мечтал о прикосновении невидимых ног, а насос-качалка на заднем дворе вздыхал, вытягивая гнусные зелья к поверхности, заброшенной в опасении, что прорвутся и выхлестнут наружу кошмары, когда все половицы тихонько поскуливали о погибших душах, когда все флюгеры на высоких крышах вращались на ветру и скалили грифоньи зубы, а жуки-точильщики тикали в стенах в такт утекающему времени…

Многие сравнивают «Из праха восставших» с «Историей с кладбищем» Нила Геймана. Мне и самой до знакомства с романом казалось, что «История…» – это подражание Брэдбери. Но нет. Гейман все же больше вдохновлялся «Книгой джунглей» Киплинга. «Из праха восставших» и «Историю…» объединяет только образ человеческого детеныша в семействе потусторонних сущностей, а угол зрения совершенно другой. В книге Геймана главное – ребенок, его взросление, его взаимоотношения с другими персонажами. У Брэдбери в центре внимания сама семья и ее история, увиденная, услышанная, а потом и рассказанная Тимоти.

Путеводитель и книжная полка в группе «Глубокое погружение».

На полноценный плейлист материала не набралось, поэтому представлю здесь композицию «Прекрасный Огайо», которая упоминается в романе.

Музыка вихрем кружила их в полумраке; в потоках песни они плыли, они вырывались на поверхность, они тонули и задыхались и вновь всплывали, чтобы хватить глоток воздуха, они цеплялись друг за друга, как утопающие, и кружились среди шепота и вздохов под звуки «Прекрасного Огайо».

Послевкусие: ну конечно же, глинтвейн. Только немного не по погоде вышло.

Послемыслие. Меня особенно очаровал образ Сеси, ее способность путешествовать, перемещая свое сознание.

День напролет она блуждала, не нуждаясь ни в каких дорогах, не повинуясь никаким заранее составленным планам. Вселившись в собаку, она сидела на солнцепеке, выкусывая из свалявшейся шерсти блох и репьи, грызла сочные, хрусткие кости, обнюхивала остро вонявшие мочой деревья, слушала лай других собак, носилась вместе с ними, широко, по-собачьи, улыбаясь. Это было больше чем телепатия — какой телепат может войти в дом по одному дымоходу и выйти по другому? Она вселялась в одуревших от безделья котов, в желчных старых дев и в первоклассниц, прыгающих на одной ножке по криво нарисованным на земле квадратикам, в утомленных любовников, отдыхающих на утренней постели, и в крошечный розовый мозг их нерожденного ребенка. Ну а куда сегодня? Куда?

Вот такое посмертие я выбрала бы для себя, будь у нас возможность выбирать. Ну а что? Существует же гипотеза о квантовой природе человеческого сознания ;-)