4

1. Читать не раньше сорока, потому что в двадцать рискуешь написать бред, вроде этого: "В центре романа Ирвина Шоу "Вечер в Византии" история одной неудавшейся жизни. "

2. Жизнь как жизнь. Жизнь не очень счастливого, честного, порядочного, талантливого человека, то ли ограниченного этим талантом в выборе жизненных возможностей, то ли получившего шанс прожить свою жизнь именно так: не растеряв друзей, сохранив способность любить, понимать, не прощать подлости, что, согласитесь, в мире киноиндустрии, миллион раз обвиненном в продажности и бесчестии, совсем не просто.

3.Шоу, как никто, умеет писать женщин. Мужчины, окружающие Джесса Крейга, - это всего лишь декорации, на фоне которых отчетливо видна личность главного героя, пружинки и винтики, которые дают ему возможность повернуть свою жизнь в ту сторону, в которую он считает нужным ее повернуть сам.

Но вот женщины - совсем другое дело. Каждая - характер, каждая, даже разжиревшая Марша, появившаяся один единственный раз в момент бреда Крейга, имеет свое лицо, играет свою роль, ведет свою партию.
Удивительная способность женщин Шоу - не есть мозг мужчине. Когда (и если) начинается процесс поедания мозга главного героя, то с особой отчетливостью проявляется мерзость и низость сего процесса. Иногда это зеркало хочется разбить. При полном восхищении.

4. В книгах Шоу подкупает определенная, без уловок, ценностная ориентация: ошибиться в том, как стоит поступить, трудно, но жизнь, реальная, со своими сложностями, иногда вносит коррективы. За каждый неверный шаг, сделанный под воздействием, как кажется, непреодолимых обстоятельств, придется расплатиться.
Но никогда Шоу не опускается до морализаторства и диктата.
Разве только так:

Ты — беспомощная песчинка в случайных, непредвиденных поворотах истории своей жизни. Сам того не замечая, ты оказался в прошлом на пути многих людей. Необдуманно подшутил над человеком, с которым не был даже знаком: не считаясь с тем, что он существует, ты пригласил в ресторан его возлюбленную, и теперь этот человек делает все, что в его силах, чтобы навредить тебе. Глупая, помешавшаяся на театре девица забрела однажды к тебе в контору, твоя секретарша дала ей работу — в то время ты был еще молодым человеком, — и она месяца два скромно трудилась, никому не ведомая и никем не замечаемая. А спустя двадцать с лишним лет ты был наказан (или вознагражден?) за поступки, совершенные (или не совершенные) в молодости. Ничто не проходит даром, ничто не забывается. Человек, создавший первый компьютер с его неумолимой памятью, оперировал всего лишь системой проводов и электрических импульсов. Люди, не замеченные тобой, наблюдают за твоей деятельностью и фиксируют ее на своих собственных перфокартах. Хорошо ли, плохо ли, но информация о тебе уже собрана и хранится для последующего использования. И никуда от этого не денешься. Это происходит каждый день, каждый час. Что скажет о нем Сидней Грин в своей квартире с неоплаченной boiserie в Шестнадцатом округе Парижа? Что Дэвид Тейчмен попросит перед смертью передать Джессу Крейгу? Как будет вспоминать о нем в техасских особняках Натали Сорель? Как отреагирует на его имя дочь Гейл Маккиннон, когда ей будет двадцать лет?

Эта книга - действительно рассказ о закате жизни, о вечере жизни в прекрасной Византии киноимперии, многогрешной и такой притягательной.