5 Умереть стоя

Мы не можем похвастаться мудростью глаз
И умелыми жестами рук,
Нам не нужно все это, чтобы друг друга понять.

«Перемен», В.Р. Цой, 1986 (?).

Это было интересное чтение. Я всегда пытаюсь оценивать текст на разных уровнях – как художественное произведение, как высказывание, как событие. Роман «Молодая гвардия» очевидно весом на всех этих уровнях, но я в таких случаях как раз пытаюсь увидеть за монументом самому себе, которым становятся такие романы, текст и высказывание – общественная значимость сильно затеняет все остальное.

Это было тем интереснее, что мы с вами живем в очередные неспокойные времена, которые обычно богаты на политическую литературу. Историко-политический роман актуален, стоит лишь осмотреться – на читателя вываливаются Зулейхи и разные там Самарканды. Может ли такое время сделать и «Молодую гвардию» чем-то созвучной моменту?

Может, конечно. Новые и новейшие романы имеют, очевидно, совсем другой политический знак (хотя, насколько могу судить, схожи по модулю – приемы в литературе весьма ограничены), поэтому от «Молодой гвардии» веет какой-то запрещенкой, незаезженностью и удивительно свежими впечатлениями (для этого понадобилось всего-то несколько лет лет попирания и последовавших десятилетий забвения).

Роман этот очень разный. Видно, что Фадеев в определенный момент устал от объема, споткнулся о задачу. Первая часть, до оккупации Краснодона, написана увлеченно, удивительно живо и страшно. Здесь хорошо все, от мизансцен в степи до самого этого странного, пока еще не трагического раннего лета 1942-го, когда наши надеялись развить зимний успех, а получили в итоге отступление до Сталинграда.

Сеттинг, прости господи, выписан вкусно, ароматно (так и хочется шаблонно написать про степные травы), напоминая нам о том, что текст-то принадлежит человеку, который в «Разгроме» сделал Дальний Восток таким притягательным. Люди говорят на суржике, язык персонажей вообще Фадееву явно удался, люди в до боли знакомых по современным военным сводкам местах (да, это все тот же Донбасс) постоянно перескакивают с русского на украинский и обратно в зависимости от контекста и собеседника. Важной, думаю, для автора ноткой прозвучало и то, что в Краснодоне был китайский квартал, вернее часть города, основанная неким китайцем – опять символическая связь с Дальним Востоком. Люди у Фадеева объемные, разные, увеченные, увлеченные, жестокие и сильные, кто толстеет, кто едва ходит и страшно кашляет. Потом вихрь оккупации и эпический размах сделают людей суше и более плоскими.

Но больше всего меня поразил саспенс ожидания прихода врага. Роман открывается именно этой частью, в которой все пришло в движение, люди рвут шахты, вывозят оборудование, бросают родных, теряют родных, решают остаться с родными, едут по степи в разные стороны, гибнут на переправах, на что-то все время надеются.

Это ожидание давит, меняет людей. Кто-то ломается, кто-то теряется, а кто-то кипит, и именно из этого кипения рождается самоубийственное подполье. Фадеев хорош тем, что он не убийственно серьезен, чего можно было бы ожидать в столь благодатной для пафоса атмосфере, а порой даже ироничен (как в эпизоде, где немец требует пресловутые яйки, а автор описывает столкновение жителей Краснодона с ожившим шаблоном нашей пропаганды).

После прихода немцев начинается эпос – все мы знаем, что книга движется к кровавой и печальной развязке. Это грустно, но не так страшно, как саспенс первой части, ибо прошло ожидание, нет неожиданности, есть только смерть на горизонте. Люди наши хороши и чисты, а как поется в одной песне: ‘All beauty must die’.

Немезида в виде Красной Армии приближается, Сталинград в кольце, враг дрогнул, но все еще уверен в себе, поэтому люди падают в шурф шахты. В книге этого нет, но еще страшнее понимать, что немцы потом напряглись и в конце зимы 1943-го снова выбили наших с заметной части Донбасса – население-то уже было поверило, что наши вернулись насовсем, ан нет, пришлось ждать сентября 1943-го. Как, интересно, вели себя немцы на этих переходивших из рук в руки землях в этот промежуток?

Странные для нас неполиткорректные времена – автор описывает армянина и пишет, что тот черный и похож на негра. Этернит опять попался, много про стандартные дома для шахтеров. Любопытно было и то, что подпольщики с замиранием сердца слушают ту же передачу из Москвы, что и герои «В окопах Сталинграда» - праздничную речь Сталина 7 ноября 1942-го, ту самую, «Будет и на нашей улице праздник!».

А еще мне показалось, что Фадеев, вопреки стереотипу (который, возможно, существует только для меня), выводит немцев чересчур мягкими. Про уничтожение евреев упоминается, казни заключенных расписаны с леденящими подробностями, но я не увидел того, что меня действительно поражает в фашистах – той кошмарной рациональной методичности в убийстве советских граждан. Возможно, что в ходе самой войны да и некоторое время после даже с нашей стороны не осознавали масштаба случившегося.

P.S. Невозможно не вспомнить о том, какую роль по мнению Катерины Кларк играет «Молодая гвардия» для советской литературы. Master plot и прочие эпитеты, история второй редакции, Лютиков, мутировавший в знатного подпольщика. Все это было на слуху и важно для современников, однако пыль осела, и все эти редакции никак не поменяли сути – нам остался в наследство элегичный эпос о людях, больше ценивших общее дело, чем свою жизнь.

P.P.S. Герои говорят о Стивенсоне, Данте и Лермонтове. Чувствуется узнаваемая советская эстетика.