4

Это небольшое эссе (всего четыре странички в ворде), провокативное по своей сути, вызвало множество споров сразу же после своего появления.
Я попытался кратко резюмировать основные идеи «Смерти автора».
Таковых набралось, не считая побочных линий, шесть.
1. Прежде всего, Барта не устраивает культ Автора, царящий в литературе и считающий, что содержание произведения – есть отражение его переживаний. Заодно достается и критикам, ищущим источники этого переживания в житейской несостоятельности (Бодлер), душевной болезни (Ван Гог) или пороке (Чайковский).
2. Основной посыл Барта – текст вырождается в гипертекст, сотканный из «цитат, отсылающих к тысячам культурных источников». В результате чего Автор низводится до Скриптора, который «несет в себе не страсти, настроения, чувства или впечатления, а только такой необъятный словарь, из которого он черпает свое письмо».
3. Далее Автор низводится еще ниже - до положения механического Проводника, чья рука записывает как можно скорее то, о чем даже не подозревает голова или он и вовсе растворяется в «групповом письме». Высказывание как таковое - пустой процесс и превосходно совершается само собой, так что нет нужды наполнять его личностным содержанием говорящего.
4. Логическим завершением процесса является полное исчезновение Автора, который уступает место Скриптору, материализующемуся только в момент речевого акта (насколько можно понять – озвучивания гипертекста). А сам текст теряет всякую осмысленность и превращается в «некое знаковое поле, не имеющее исходной точки».
5. Текст порождает смысл только в момент его восприятия, но он тут же улетучивается, происходит систематическое высвобождение смысла. «Тем самым литература (отныне правильнее было бы говорить письмо), отказываясь признавать за текстом (и за всем миром как текстом) какую-нибудь «тайну», то есть окончательный смысл, открывает свободу контртеологической, революционной по сути своей деятельности, так как не останавливать течение смысла - значит в конечном счете отвергнуть самого бога и все его ипостаси - рациональный порядок, науку, закон».
6. В заключение достается и читателю. «Читатель - это то пространство, где запечатлеваются все до единой цитаты, из которых слагается письмо; текст обретает единство не в происхождении своем, а в предназначении, только предназначение это не личный адрес; читатель - это человек без истории, без биографии, без психологии, он всего лишь некто, сводящий воедино все те штрихи, что образуют письменный текст».
***
Прочитав все это, я никак не мог отделаться от ощущения, что где-то это уже видел.

Дальше...

Новая поэзия «за исключением своей отправной точки не поставляет себя ни в какие отношения к миру, не координируется с ним никак» и «все остальные точки ее возможного с ним пересечения заранее должны быть признаны незакономерными» - провозглашено почти за 60 лет до Барта в манифесте футуристов. Но у футуристов хватило такта не навязывать свою точку зрения всей литературе и ограничиться только собственным творчеством. Французский семиотик решил пойти дальше самых отъявленных революционеров слова.
На самом деле, Барт в своем эссе достаточно точно отразил основные положения модернизма – решительное нарушение принципа последовательности повествования, отказ от канонической взаимосвязи и единства сюжета, принципов «причинно-следственного» развития, использование иронических и двусмысленных сопоставлений, ставящих под сомнение морально-философскую основу поведения литературных героев, всяческое уничижение рационального, противопоставление рациональному сознанию внутреннего иррационального сознания.
Внутри модернистских текстов положения Барта вполне уместны и применимы. Но экстраполировать его тезисы на всю литературу – мягко говоря, не совсем корректно.
Потребность в новом языковом отражении действительности возникает при резких изменениях самой этой действительности. Футуризм отражал тектонические сдвиги начала XX века, модернизм – второй четверти и середины. Но как только жизнь ассимилирует бунтарство, превращая его коммерческий товар, исчезает основа для словесных экспериментов и на смену модернизму приходит постмодернизм.
***
Постмодернизм синтезировал реализм и предмодернизм первой половины XX века с некоторыми элементами модернизма. Он стремится к созданию литературы более демократической и более притягательной, нежели «Поминки по Финнегану» Джеймса Джойса, «Песни» Эзры Паунда, «Рассказы и тексты для ничего» Беккета, требующих для своего понимания обширных комментариев и справочников.
Постмодернистский роман поднимается над спором между реализмом и ирреализмом, формализмом и «содержательной литературой», литературой для «избранных» и массовой литературой. Его можно сравнить с хорошей музыкой: каждое повторное прослушивание обнаруживает новые нюансы. Но самое первое знакомство должно быть столь захватывающим, что бы возникло желание вернуться к нему вновь.
Думаю, без труда читающие эти строки определят, что мы до сих пор живем в эпоху постмодернизма.
***
Единственное, с чем можно согласиться в эссе Р. Барта – это предсказание «смерти» традиционной критики. С распространением интернета она все больше заменяется референтными группами, т.е. персонифицированным мнением, обращенным только к конкретному человеку.

P.S. Чтобы не быть уличенным в формалистике и увлечении «измами», приведу фрагмент статьи «Литература восполнения» Барта, только не Ролана, а Джона (автора «Химеры» и множества других романов), с которым я полностью согласен:

... Точно так же, одаренный писатель способен подняться над своими эстетическими принципами, не говоря уже о принципах, приписываемых ему другими... Подлинные художники и подлинные тексты лишь в редких случаях больше, чем более или менее, походят под рубрику модернизма, формализма, символизма, реализма, сюрреализма, политической заангажированности, чистого эстетизма, «экспериментализма», провинциализма, интернационализма и чего угодно. Конкретное произведение всегда должно быть важнее контекстов и категорий.