4

Настраивалась на женский роман, а получила чуть ли не Льва Толстого с Фёдором Достоевским, вот такими обманчивыми бывают писательницы начала ХХ века. Помянула классиков не случайно, потому что идейно роман оказался им близок – любовь, прощение, состарадание. Для полного сходства надо только утяжелить предложения, добавить многословных описаний внутреннего мира и внешнего, придержать юмор, свойственный Нагродской.

Начинается всё просто и буднично: Екатерина Антоновна Накатова сопровождаёт овдовевшую тётку с похорон, когда натыкается взглядом на дом с прекрасной белой колоннадой, которого в этом уголке Петербурга быть не может. Этот образ не даёт молодой женщине покоя и постоянно всплывает то в беседах, то в авантюрных эскападах. Во время одной такой прогулки респектабельная Накатова знакомится с бедной юной студенткой Талей, которая неожиданно входит в её жизнь чуть ли не на правах ближайшей подруги. Странная они пара. Таля, «мудрая дурочка», в светском обществе кажется смешной и наивной, пытается любить весь мир и весь мир научить своей теории. Накатова, «неразумная умница», то смеётся над девчонкой, то стыдится знакомства, то задумывается над её словами. Таля – это почти что князь Мышкин в юбке, только улыбчивее и удачливее. Может, потому что своей женской душой она тонко чувствует, когда от тебя ждут слов, а когда лучше промолчать. И всё же Таля в каком-то смысле такой же фантом как и белая колоннада – книжная, нежизнеспособная идеалистка. Екатерина Накатова кажется мне образом намного более интересным. Я вообще люблю авторов за честность, эгоизм и обычность героев, а героини Нагродской контрастным пятном выделяются среди общей массы жертвенных Сонечек Мармеладовых русской литературы (или истеричных и порывистых Настасий Филлиповных). Накатова во время похорон раздражённо думает о трауре и сорванном походе в театр, сердясь на себя за такие неблагочестивые мысли. Она достаточно смела, чтобы признаться себе в том, что уязвлена её женская гордость. Она мило стесняется отослать слугу во время ужина с любимым мужчиной tet-a-tet, хотя раньше так делала сотни раз и даже не задумывалась, что Семён может о чём-то неприличном подумать.

Или, к примеру, как прекрасна сцена примирения с женихом после ссоры из-за цвета портьер:

— Я вас так люблю, Николенька, — прошептала она.
— Так, значит, мы решили​ сделать портьеры вишневые… Я сейчас позвоню обойщику по телефону. Я знал, что вы сами, подумав, это поймете.

Как я люблю такие короткие зарисовки, к которым не нужны никакие пояснения.

На самом деле в романе удивительно многое уместилось для его объёма – это духовное совершенствование и перерождение кутилы-кузена Жоржа; истеричная актриса Зиночка, неспособная играть роль femme fatale в жизни, хотя очень хочется; возвращающаяся к жизни тётка среди попугаев и одиночества.

Безумно жаль, что Нагродская написала так мало.