4 Путь от половины к цельности

Ох, прекрасный северный нуар! Тревожный, самодовольный и беспросветный, как пьяный угар.

Май 45-го три поколения женщин одной семьи встретили в доме на Киркевейен. Его всегда немного качает, в камине догорают труды Гамсуна, бабка наряжается в лучшее платье, ибо "Малагу" 36-го не пьют абы как, а младшая Вера сталкивается с самым большим злом в своей жизни. У неё появятся два сына, Фред и Барнум. От лица одного из них, если не двух сразу, мы и узнаем эту историю.

- Важно не то, что ты видишь, а то, что ты думаешь, что видишь.

Так говорил Барнуму отец, хваткий коротышка с ампутированными на руке пальцами. Подобно цирковому трюкачу, он доставал из шляпы случайности и загадки. Но близкие не знали его, и пресловутая правда всё время ускользала от подрастающего сына. Отец оставил после себя лишь вопросы да пустую комнату с пустым чемоданом, по его словам, до верху полным аплодисментов.

Барнуму за 30. Он талантливый, но сильно пьющий сценарист. Вякий раз переписывая собственную жизнь, он по-прежнему задаётся одними и теми же вопросами. Где правда жизни? Что нужно задрапировать в её фасадах и умах людей, чтобы всё выглядело по-настоящему?

Его прабабка Пра как-то сказала, что время и есть ожидание. Ей, несостоявшейся актрисе несостоявшихся фильмов, хорошо понятен смысл этих слов. И все женщины семьи олицетворяют собой ожидание. Не мелочное, когда считаешь часы и дни, а самозабвенное, отдаваясь ему всей душой. Они ждали мужа, пропавшего во льдах, отца, вечно пропадающего и возвращающегося, исчезнувшего на много лет сына.

Нося в себе мутные гены, так же мутно, через боль и кровь, Фред пытается найти себя. Будучи мальчишкой, затаскивает на чердак гроб и залезает в него, а спустя годы мать хлопочет над мнимыми похоронами, ведь сын уехал, как прадед, и не вернулся.

Младший не вышел, как и отец, ростом. Он долго остаётся невидимым для сверстников - над ним смеются, его унижают. Кино стало спасительным триггером - Лорен Бэколл обласкает кошачьим взглядом любого. Через искусство будущий сценарист Барнум Нильсен начинает искать идеальный мир - место, где, как ему кажется, он обретёт цельность. Оба они полубратья, и комната, разделенная пополам белой чертой, долго будет свидетельством этого. При чтении я часто проводила параллели с романом другого скандинавского автора. Завуалированное двойничество и обретение себя через другого так же пронзительно и грубо показывано в романе Аготы Кристоф Толстая тетрадь

Меж тем в окнах напротив надолго угасает свет, одни занавески сменяют другие, а отыгравший свои мелодии рояль зачехляют и уносят. И дом на Киркевейен видит всё это, стоя посреди "пустопорожного безвременья" и качаясь назло ветрам.

На фоне смертей, увечий, болезней и самоубийств автор не устаёт предаваться чёрному юмору, списывая многое на торжество случайностей. И это не я смеюсь, а Ларс Соби Кристенсен. Хоть он и уверяет, что смех - не занятие для одиночек, а массовое помешательство, все одно умудряется лишить героев пальцев, глаз, ног, рассечь лицо, задавить грузовиком или размозжить мозги диском для метания.

Затрудняюсь однозначно отнести книгу к какому-то одному жанру. Это не совсем семейная сага и не однозначно роман взросления, ибо и то, и другое связано с последовательным рассказыванием истории и большим влиянием на эту историю внешних факторов. Здесь же градус реализма сбавлен - мы видим то, что каждый из нас хочет видеть. Я бы сказала, это роман о кровных узах, ибо они заставляют каждого героя проделать свой путь, закольцевать его и вернуться.

Первая треть книги концентрированная и страшно прекрасная, как подобает образцовому скандинавскому мрачняку. Далее автор выводит историю на плато, и уж к последней трети читатель ждёт разоблачений и возмездия. Здесь же всё, как в жизни - нету их - ни того, ни другого. Лишь испытания и преодоление. И хоть я поставила книге 4 звезды, а не 5, вот уже несколько дней внутри у меня нет места для новой истории.