5 Я/Мы Лолита

Существует куча рецензий на "Лолиту", и даже с теми из них, которые не для валидации (вытащим больше глубинных смыслов, чтобы пуритане не бесновались!), я состязаться не буду. Я напишу то, чего этому миру, по-моему, не достает - апологию самой Лолиты (не книги - героини). Разные комментаторы называют ее и "испорченной", и "неумной", и торжественно приходят к выводу, который не формулируют буквально - что лишь Лолита и ей подобные могли оказаться на этом месте, а вот с другими - воспитанными, кроткими, "умненькими" таких конфузов никогда не случится. Я хочу написать о том, что мы все - Лолита, а ее история - это не сказ о жутком постороннем, не шанс посмотреть в замочную скважину на жизнь психопатов, а реальность, поэтизированная и доведенная до той степени крайности, когда большинству следует возмутиться.

Начнем с Гумберта. Вот он - лирический герой с патологическим влечением, рефлексирующий монстр, развративший ребенка. Помимо вынесенной во главу угла запретной страсти, Гумберт наделен еще одним недугом, склонность к которому разделяют тысячи мужчин по всему миру: он склонен думать, что женщины существуют, чтобы обрамлять его мятущуюся личность. Лолита, Шарлотта, Валерия, Аннабель Ли подсвечивали те черты его натуры, которые Гумберта в данный момент больше всего занимали. Этот недуг - не клеймо; он свойственен и вполне достойным мужчинам, которые, насколько мне известно, в жизни не похитили из отчего дома ни одной нимфетки. Но на способности взаимодействовать с женщинами он отражается болезненно, существенно снижая уровень эмпатии и способность учитывать их интересы. Для презираемых Гумбертом мещан этот недуг выразился бы в функциональном разделении: одна женщина - чтоб кормить (жена и мама), другая - для грязных утех (проститутка), третья - для восхищения ее недоступностью (чаще всего экономически обусловленной). Но Гумберт более образован и имеет большую материальную свободу быть мыслителем, поэтому он ищет чуть более сложные комбинации и, разумеется, их находит. Еще до того, как он взялся за бумагу, его жизнь была историей его становления, где каждый и каждая выполняли заранее отведенные роли, даже если сами считали иначе. Впрочем, это скорее напоминало кукольный дом: за отказ играть по правилам Гумберт с особой жестокостью расправлялся с ролью бунтаря, выдумывая какую-то изощренную, жалкую, комическую смерть.

Безусловное большинство интеллектуально настроенных господ все-таки решат морально посостязаться с Гумбертом и определят себя лучшими, потому что не спали с детьми. Морализаторская интермедия: спать с детьми - плохо, как и с людьми прочих возрастов, не давшими осознанного согласия. Но как Гумберт делил девочек на нимфеток и прочих, подводя под это целую онтологию, так и эти вот господа притягивают за уши, чтобы легитимизировать свои почти кулинарные женские типологии. Бесконечный литературоведческий потенциал фигуры Гумберта заключается в том, что можно всласть насладиться разбором мужского персонажа, погрязшего в солипсизме, проявившемся столь радикально и в столь табуированной теме, что в собственном солипсизме можно не признаваться, в том числе и самому себе, а самоанализ замаскировать под анализ одной одиозной фигуры.

Как говорится, один мой друг, знаменитый герой Набокова...

Говоря очень грубо, Гумберт - одинокий, мечтательный, запутавшийся мужик, которому повезло быть литератором и не повезло быть педофилом.

Теперь Лолита. У нее нет никаких возвышенных коннотаций. Я бы сказала, что образ Лолиты - земля, о которую в итоге разбиваются гумбертовские витания, но это будет устаревшая архетипическая брехня. Лолита, как никто, символизирует реальность, потому что все вещи, происходящие с ней - реальны. Ребенок, которым с детства пренебрегают ради любви к воспоминанию об умершем ребенке другого пола, почти неизбежно будет искать любви где-то еще, и до определенного момента безропотно принимать ее в любой форме. Девочка, растущая среди капитализма и сверстниц, вероятно будет любить жвачку и модную музыку и огрызаться на взрослых, указывающих, как жить. Люди, которые считают Лолиту пустой, глупой, просто пытаются обвинить ее в том, что она нормальная - ведь в нашей культуре женскому персонажу, чтобы заслужить одобрение, нужно, как в Зазеркалье, бежать в два раза быстрее. Возможно, дело в том, что ее нормальность не подсвечивается софитом обаятельной соседской девчонки из фильмов и реклам, а показывается в тех аспектах, которые мы и в реально-то существующих людях принимать не спешим: в пятнах на одежде, попсовых увлечениях, эмоциональных вспышках.

Несмотря на больные обстоятельства, в которые попала Лолита, она использует каждую возможность, чтобы сделать свою жизнь лучше. Не чувствуя внимания матери, она пользуется вниманием Гумберта - давайте вспомним, что в детском возрасте родительское пренебрежение вполне естественно расценивается как угроза жизни. Попав в зависимость от него, Лолита торгуется и копит деньги, чуть позже - обрастает социальными связями. В годы, когда не было интернета и никаких руководств о том, как сбежать от человека, использующего твою зависимость, Лолита принимала удивительно взрослые и реалистичные решения вместо того, чтобы играть в знакомую всем игру "если я буду достаточно хорошей, то он перестанет делать то, что он делает". Для подростка, который в жизни не видел настоящей любви, это действительно очень смелый и достойный уважения поступок. Позже, оказавшись в притоне Куилти, Лолита вполне конкретно обозначает свои границы, и в итоге уходит - и, в отличие от карикатурно-наивной Жюстины, с которой ее повсеместно сравнивают в данный период, она не наступает на те же грабли, а выбирает самый надежный вариант. И даже живя счастливой семейной жизнью, Лолита не гнушается просить денег у Гумберта, потому что, черт возьми, а почему нет? Ей нужны деньги, и в мире существует человек, задолжавший ей по гроб жизни. Становиться в жеманную позу, выдумывая, что спасение опороченной души важнее, чем необходимые для жизни четыреста долларов - вот это и есть настоящее мещанство, потому что подобный самообман (ах, как мы хороши с теми, кто обошелся с нами так подло!) - невыносимая пошлость.

Одна, должно быть, известная деятельница прессы (а может быть, искусств) недавно посетовала на публику, что в драконовской новой этике не выйдет изображать Лолиту хтонической вожделеющей самкой, а придется выводить из нее жертву абьюза - а то ведь пуритане беснуются, помните? Горе-то какое, верно?

Лолита - не демоническая декорация, а полноценная героиня. Если бы у произведения был фантастический колорит, она вполне могла оказаться рыцарем, а Гумберт - драконом. События Лолиты (случайным, возможно, образом) попадают в структуру кэмпбелловского мономифа. Она проходит сепаративную стадию, превращаясь из страдающего от пренебрежения ребенка в практически легендарную сексуализированную фигуру, вознесенную Гумбертом на пьедестал. Она проходит лиминальную стадию, находясь в оторванности от "мира живых", мира своих ровесников, в который она входит лишь как тень, чьи телесные, мирские полномочия ограничены властью Гумберта. Она приходит к конечной стадии, где действительно перерождается, избавившись от власти "потустороннего" и впервые за всю жизнь обретает что-то свое. Финальным аккордом должно бы было стать рождение дочери, чьи жизнь пошла бы по иной, хоть и перекликающейся, колее, но здесь Лолита пала от того же наказания, которое Гумберт назначил всем героям этой книги: скучной, до омерзения бытовой, абсолютно прозаической смерти.

"Лолита" - книга, прекрасная в своей многослойности. Также она может служить как маркер: к примеру, люди, которые срывают глотку, вопя о морализаторстве, как упомянутая выше известная деятельница, и взамен предлагают такое же морализаторство, только обратным концом (виноват не Гумберт, виновата малолетняя шалава), наверняка не те люди, с которыми захочется присесть рядом в одном поле. Однозначно ставящих к стенке Гумберта понять можно, но с сюжетной точки зрения его порок - табуированная страсть, расслабленная воспитанным в нем культурой чувством вседозволенности. А Лолита - это все мы. Все те, кто стеснен обстоятельствами, все те, кто выбирает незнакомое зло в надежде на глоток свободы, те, кто борется даже там, где страх и усталость сказали бы подчиниться. И даже смерть, припечатавшая позором всех остальных персонажей, не смогла доказать, что Лолита боролась неправильно.