Больше рецензий

Booksniffer

Эксперт

Эксперт Лайвлиба

11 апреля 2021 г. 09:11

108

5

В предисловии к считающемуся не самым выдающимся роману «Друзья и родственники» Кэндия МакУильям написала: «Элизабет Боуэн – писатель, чьи романы стоит перечитывать по змеиному кольцу: их концы эхом откликаются и проглатывают их начала, их начала предвкушают и включают их концы... Закончить её роман значит немедленно захотеть вернуться к началу, просеять, как просеиваешь свою память в поисках смысла...». Обычно я возвращался к её романам спустя некоторое время, когда они успели забыться (мой любимый The Little Girls перечитывал особенно часто), но на сей раз решил попробовать сразу по прочтении вернуться к первой части. Роман состоит из трёх частей, между первой и последующими – большой временной перерыв, и конечно, все грядущие события – как же иначе? – предсказаны в начале, но то, что я отметил направление сюжета, ни о чём, собственно, не говорит – Боуэн читается не сюжета для, а вот понаблюдать, как поблёскивали те состояния, которые воплотились в недраматичную развязку впоследствии, стало очень интересно.

Боуэн начала свой третий роман с дождя, словно сразу привнося пословицу into each life some rain must fall. Хотя, вообще-то, начинается повествование со свадьбы, и в конце, спустя десять с лишним лет, к свадьбе, даже к до-свадьбе, автор нас вернёт – и к случайно валяющейся на земле карте, которую Лорел не пожелала – или испугалась – увидеть перевёрнутой. Символика удачи/неудачи, о которой мы не осведомлены, начиная процесс, как бы даже навязчива, но она не говорит о непременной неудаче, ведь вопрос реализации или не реализации любовно-семейных отношений останется без подведения чёткого вывода. Да и это не главное. Смятение чувств, пожалуй, главнее, и весь роман, можно сказать, будет проведён в чисто британском смятении.

Вспомнив, как зашагивают в роман главные герои в суете свадебного дня, мне захотелось, пропустив середину, перечитать конец. Почему-то оказалось, что леди Элфрида и тем более Консидайн (попиратели благопристойности старшего поколения) не так заинтересовали меня, как «неоперившиеся» пары, каждый со своей колючечкой в районе сердца. Символическое возвращение Эдварда к матери в конце – вернее, даже не к матери, а в её пустой дом – не привело к разрыву семьи. Вполне можно вывести мысль: о чём бы мы ни страдали тайно, жизнь продолжается.

Но книга не заслуживает такого «простого» вывода. Как вы уже поняли, её можно анализировать долго и увлечённо, прослеживая взросление персонажей, но главное в ней – не это. Главным – в каждой книге Боуэн – является видение мира, близкое к живописному, если бы не тонкое, хенриджеймсовское, чутьё душевного состояния персонажа, атмосфера вокруг него. Боуэн невозможно читать между делом; если не входить в её стеклянную сферу, станет скучно, но внутри неё мир переливается чуть ли не каждый своим атомом, слишком богатый для восприятия. Поскольку Боуэн не пользуется у нас широкой известностью, не грех привести пример (не самый яркий, случайно взятый с открытой страницы): So they dined at the Queen’s, discussing Anna, who was a constant surprise to them and, in the incalculable variability of her mulishness, something of an achievement. «Они отобедали в «Куинз», обсуждая Энну, которая являлась постоянным источником удивления для них, даже демонстрируя некое достижение в невычисляемом разнообразии своего ослиного упрямства.» Этого проходного, незначительного для сцены, примера достаточно, чтобы продемонстрировать, как приходится замедляться на каждом предложении, на каждом абзаце, чтобы отвлечься на Энну, впитать ощущение «достижения», а чаще ещё более сложных и многочисленных понятий. Сейчас так писать уже не умеют.