3 Я здесь жил

Хотелось бы всех поименно назвать,
Да отняли список, и негде узнать.
Для них соткала я широкий покров
Из бедных, у них же подслушанных слов.
О них вспоминаю всегда и везде,
О них не забуду и в новой беде,
И если зажмут мой измученный рот,
Которым кричит стомильонный народ,
Пусть так же они поминают меня
В канун моего поминального дня.

Я хочу исполнить реквием.
Я хочу исполнить реквием по живым и мертвым.
Я хочу исполнить реквием по живым, пока они мертвы, и по мертвым, пока они живы.
Я хочу исполнить прекрасный и полный горечи реквием по живым, которые еще мертвы, и по мертвым, которые еще живы.
Я очень хочу исполнить вместе с малиновкой и голливогом прекрасный и полный горечи реквием по живым, которые, стоя на страже этого города, разрешили мне умереть, и по мертвым, призраки которых все еще бродят по городищу.
Я очень хочу исполнить вместе с малиновкой и голливогом прекрасный и полный горечи реквием, в память о живых и мертвых, чтобы рассмешить их, чтобы они, вне зависимости от своего статуса и самоощущения, знали, что их помнят и могли посмеяться, даже если смеяться особенно не над чем, даже если малиновка и голливог — труп птицы и кукла, с которыми я веду и буду вести беседы собственным голосом, пока какая-то субстанция не поглотит меня полностью, не заберет в мир мертвых или не выдернет из мира живых, пока я не причалю к одному из берегов, я буду говорить так, будто я жив и мертвы все вокруг, так, будто я мертв и живы все кругом.
Я очень хочу исполнить, хотя, по правде сказать, уже исполняю, и мертвая малиновка и чудом уцелевший голливог исполняют вместе со мной моими голосами, реквием, ужасный и полный радости, в память обо всех и о себе, чтобы рассмешить живых, мертвых и себя, зависшего между жизнью и смертью, смотрящего из мира пока еще живых в мир погибших, где погибла Мариама Кум, где погибли трое ее детей, где пока еще жив Гордон Кум, хотя и он уже почти причалил на той стороне, и нельзя сказать точно, закончено ли его путешествие, сможет ли он бросить якорь или продолжит скитаться по этому миру, который больше не существует, в котором есть лишь истории и воспоминания, в которых есть только смола и мертвые тела, которым никогда больше не стать живыми.
Послушайте, как я исполняю реквием.
Я исполняю его для вас.

***

Здесь когда-то был странный мир.
Здесь когда-то был странный мир, в котором жило много хороших людей.
Здесь когда-то был странный мир, в котором счастливо и не очень жило много хороших и не очень людей.
Здесь когда-то очень давно, до того, как все стало смолой, был странный и живой мир, в котором счастливо и не очень жили хорошие и не очень люди, у каждого из которых была своя история, не всегда понятная и никогда не законченная, но та, что должна быть рассказана вслух.
Здесь когда-то, не так уж и давно, но все еще до того, как все стало смолой, был странный и живой мир, который сейчас стал простым и мертвым, в котором счастливо и не очень жили люди с крыльями и без, скорее не очень, чем счастливо, жил человек, в чьей голове говорил женский голос, но что с ним сталось мы не знаем, здесь напряженно и несчастно стоял в тени вокзала человек, которого всеми силами пытались выманить, но он пытался не сдаваться, и еще множество людей, у каждого из которых своя история, которая достойна быть рассказанной вслух, и пусть она не окончена и никогда не будет окончена, хоть и кажется, что смола была концом всех этих историй, но малиновка будет говорить, кукла будет говорить, Гордон Ким будет говорить до тех пор, пока в память не врежется мемориальная доска с выбитыми на ней именами тех, кто здесь сгорел, здесь упал, здесь стал пеплом и смолой.
Здесь когда-то был мир, а теперь нет ничего.

***
Жил на свете Лутц Бассман.
Жил на свете Лутц Бассман, который на самом деле не существовал.
Жил на свете Лутц Бассман, который на самом деле не существовал, а вместо него существовал Антуан Володин.
Жил на свете Лутц Бассман, который существовал в веренице других несуществующих авторов, каждый из которых есть более-менее существующий Антуан Володин, который существует скорее менее, чем более, и держит в ежовых рукавицах целую плеяду несуществующих авторов, каждый из которых выпускает литературные произведения в удобном им графике, но за всех них отвечает Антуан Володин, который не является Лутцем Бассманом или Марией Самарканд, но при этом существуют они лишь в его голове, но он не то, чтобы Билли Миллиган, но и не то, чтобы совсем не он.
Жил на свете Лутц Бассман, который существовал и веренице других несуществующих авторов, которые пишут в странном жанре, совершенно непонятном и выворачивающем внутренности наизнанку, каждый из которых есть существующий Антуан Володин, который пишет и от своего лица не менее хлестко и отвратительно, держа в ежовых рукавицах не только плеяду несуществующих авторов, но и читателя, который шаг за шагом погружается в литературное произведение как в смолу, и нет разницы, это Лутц Бассман или Мария Самарканд, и где они на самом деле существуют и при чем здесь Билли Миллиган, просто автор делает что-то совершенно непохожее ни на кого, для того, чтобы вспомнить, для того, чтобы развеселить, для того, чтобы.
Лутц Бассман никогда не существовал, но его книги брали за живое.
И за мертвое тоже.

***
И умер Гордон Кум. Умер, сидя на чем-то на чем можно сидеть, превратившись в сгусток смолы. А теперь внимание, вопрос знатокам: если Гордон Кум умер, значит ли это, что он стал мертвым?
Знатоки не дают никакого ответа.
Телезрители получают очко и отказываются чревовещать правильный ответ.
Вся надежда на шар предсказаний, который, отвечая на поставленный вопрос, говорит:

СЕЙЧАС НЕЛЬЗЯ ПРЕДСКАЗАТЬ

А это значит, что в истории Гордона Кума, Лутца Бассмана и всех прочих малиновок точка еще не поставлена.