5 Пределы переломов экзистенции в романе Александра Иличевского "Чертеж Ньютона"

Основа романа – перманентный поиск. Что может остановить поиск? Что способно прервать движение поиска? Равновесие. «Движение – это всего лишь поиск равновесие» – считает главный герой романа. Путешествие представляет форму выражения поиска. Необходимо производить разрывы привычного существования, чтобы обрести единение. В полотне романа вшито много нитей стагнаций: герой увязан в семейных отношениях, он отрешен от унылого реализма, ему претит повседневная жизнь. Стремление избежать довлеющей власти обыденности не находит своего логического обоснование в жизни героя. Жена действиями и мыслями давно в богемных кругах обитает, создавая образ литературного знатока. Но для протагониста это приземисто. Он хочет выскользнуть из всего, но спотыкается о подошвы унылого реализма. Герой целиком погружен в поиск основ метафизики поиска: желание уйти от бытовых нагрузок усиливается приманивающими темами духовных блужданий своего отца. Поиск реконструирует персонажа в недрах его ученой натуры. Часто в романе обнаруживаются неосознанные порывы человека-ученного, которые не имеют точной точки рефлексии: он посещает научные станции с целью научных разгадок, но выполняет это во имя «бесхребетной от жизненной отстраненности» науки. Разгадка ради разгадки, наука вне человеческой ведомости! Имманентная пересборка требует сверхвнутреннего напряжения. Требование выпрямить кривые линии.

Безымянный герой чертит карту своей жизни, но толком не понимает маршрут своих жизненных стратегий. Имманентная топология духовных исканий сопряжена с экзогенной топологией ландшафтных трансформаций. Не-рефлексивность героя импульсирует к осознанному научно-религиозному поиску экзистенциальной системы. Сомнения в научном плане перекочевывают в сомнения жизненного пути. Точкой порождения сомнений является поиск отца; отец встроен в комбинаторику мыслей героя, отец выступает путеводителем по лабиринтам жизни и наставником философско-культурного обихода. Залежалая жизнь «взрывается» экзистенцией отца. Герой не может отменить отцовский зов: приманивание в лоно неведомых очарований отцом смыкается с вожделенной опасностью потеряться в промежутках гипернаучных откровений. Для героя отец стягивает тотальность смыслов, удерживает комплекс мистических ощущений и герметических откровений. Родитель главного героя номадичен; отцовские изыскания выражены через предел линий ускользания смысловых конкретизаций. От науки он безропотно ускользает в не-науку. Религиозность становится атрибутом схватывания мгновения смерти.

Потеряться в промежутках поиска, забыться в долинах Иерусалима – духовная и интеллектуальная отрада для героя. Быть завороженным открытием тайн Вселенной для себя сквозь ландшафтную метафизику – значит быть частью этого ландшафта. Начертания отца служат перспективой начертания линий движения духовности. Отец – ансамбль точек соприкосновения всех тайн; поиск отца знаменует смешение всех означающих: наука, религия, культура, политика, мистика, язык. Но для героя отец становится точкой превосходства всех означающих. Это гипер-означающее, власть гибридных смыслов и метафизических разрывов. Поиск отца-точки детерминирован выходом к пределу экзистенции посредством интервенции экзистенции отца. Однако отец не есть Отец-господин; отец инвестируется онтологические переменные в существование номадического ресурса главного героя. Отец как переменная усиливает онтологию движения сына-героя, вычленяет прессованную под натиском реальности пульсирующую душу. Характер этого онтологического движения-поиска отмечен линией соединения/воссоединения отца с сыном на плане поверхности существования.

Движение не является прерывистым. Оно фигурирует как движение разрывов: для процесса соединения необходимо совершать пересборки себя через прерывание движения. Так главный герой часто перед новым шагом к поиску отца осмысляет предыдущие прохождения, оценивая каждый пройденный этап через оптику человека, находящегося в непрерывном становлении. Разрывам и прерывностям сопутствует всё: ландшафт режет восприятие главного героя, иудейская культура двоит сущность на христианскую часть и собственно еврейскую, научные озарения дробятся на едва поддающиеся рационализации частицы бытия. Разрыв – логика выхода к пределам самообретения. Это логика экзистентной деформации, логика смещения мировоззренческого центра. Это логика отца-сына и сына-отца.

Источник