Больше рецензий

Nekipelova

Эксперт

я мог бы выпить...

27 марта 2021 г. 14:53

Лучшее на Лайвлибе

1K

5 В миллионе парсек от ближайшего убежища.

Прошло так много лет с моего первого знакомства с этим романом, что я и не припомню, когда это было первый раз; но помню все, вплоть до того, какие страницы я запачкала (потому что читала во время еды), какого цвета была обложка и что у меня были за эмоции после прочтения; тем более волнующим было прочесть снова этот роман через пять лет после последнего посещения и сравнить свои впечатления, да и не просто сравнить, но и попробовать поговорить со своей скептической составляющей и узнать, что ее зацепило, а что оставило равнодушной или вызвало отторжение.

— У красоты есть свое значение, но я до сих пор не ощущал этого значения. Мне нравилось красивое просто потому, что оно красиво, вот и все. Я не понимал сущности красоты. А теперь понимаю или, вернее, начинаю понимать. Эта трава для меня гораздо прекраснее теперь, когда я знаю, почему она такая, знаю все то сложное воздействие солнца, дождей и соков земли, которое понадобилось, чтобы она выросла на этом холме. Есть много романтического в истории каждой травинки; она пережила немало приключений. Одна эта мысль вдохновляет меня. Когда я думаю об игре энергии и материи, обо всей великой жизненной борьбе, я чувствую, что я мог бы написать про эту траву целую поэму, и не одну.

- Потому что отторжение, не вдаваясь в детали, вызывает в первую очередь главный герой – Мартин Иден, познавший всю мировую культуру, правила хорошего тона, всю мировую философию и разобравшийся в жизни за один календарный год.

Мартин только что открыл Спенсера и пришел от него в дикий восторг. Почему? Потому что Спенсер дает ему что-то. Вам Спенсер ничего не может дать и мне тоже. Да нам ничего и не нужно.

- О, да, легко тебе говорить - не вдаваясь в детали, так все поступают, когда нечем крыть, а ты возьми и расскажи мне, наивной, какие такие детали вызывают у тебя отторжение, потому что я, как романтик, не нахожу в этом герое ничего, что было бы мне неприятно, а вызывает лишь уважение и, немного, зависть и легкий налет сопереживания, но не в коем случае ни жалости, ибо она унижает, как известно.

- Детали – это то, что кроме Мартина Идена в романе не понравилось, а по самому Мартину – да пожалуйста: пусть я верю в то насколько он крут – неутомим и добивается своего, но до 20 лет в нём не было даже намёка на творчество – никакого позыва к творчеству: он дрался, ходил по морю, путешествовал, осваивал морское дело и был на все руки – рубаха парень, а в 20 лет по мановению волшебной палочки, всё поняв стал великим писателем… - так не бывает, он просто был обязан строчить дурацкие стихи в детстве, читать никому ненужные рассказы Мэрион и всем соседским мальчишкам и девчонкам, НО ОН ЭТОГО НЕ ДЕЛАЛ!

- А может быть и делал, но мы об этом никогда не узнаем, потому что он не реальная личность, как Поль Гоген или Анри Руссо, чьи биографии изучены от самого младенчества; а плод вымысла автора, который решил таким образом показать что-то конкретное, необходимое и важное для него в данный момент, скрыть от прозорливого взгляда читателя то, что могло бы нарушить идею о реальности существования сверх-человека, способного за 2 года добиться невозможного, выпрыгнуть за рамки реальности; ведь никому не будет интересно читать про обычного человека, вразвалку и не напрягаясь двигающегося к своей мечте, в течении 30 лет, достигающего ее и к 50 годам получая апатию; ведь на этого человека и равняться не хочется, он не является никаким идеалистическим изображением и его жизнь не напоминает свернувшуюся спираль времени.

Она не могла следовать за полетом его мысли, и когда он достигал высот, ей недоступных, она просто считала, что он заблуждается. Рассуждения отца, матери, братьев и даже Олни ей всегда были понятны, — и потому, не понимая Мартина, она считала, что в этом его вина. Повторялась исконная трагедия одиночки, пытающегося внушить истину миру.

- У меня во время чтения на Мартина Идена возникла устойчивая ассоциация – Павел Вихров из романа «Люди сороковых годов» Алексея-нашего-Феофилактовича-всё-Писемского – он тоже хотел быть писателем и стал им, но Вихров не был ни суперменом, ни здоровяком, не голодал, чтобы сочинять книги, у него были недостатки, он влюяблялся несчастливо несколько раз – и тоже стал востребованным писателем – И ЭТО ЧИТАТЬ ИНТЕРЕСНО, как раз вот это – «про обычного человека, вразвалку и не напрягаясь двигающегося к своей мечте, в течении 30 лет, достигающего ее и к 50 годам получая апатию» - и я не знаю на счёт равняться, но он явно живее, объёмнее и интереснее Мартина Идена, но Писемский написал антинигилистические романы и шёл в разрез с генеральной линией партии, а Джек Лондон плыл куда надо.

Пыл драки не в пример прежним дням уже остывал в нем, и он с грустью убеждался, что привычка к самоанализу лишила его непосредственности чувств и мыслей.

- Моя романтически-идеалистическая жилка не угасла и мне не только нужны, но я ловлю ветра перемен, наслаждаюсь работой на разрыв, сносом стен и ломанием преград и радуюсь, что моя скептическая часть так редко получает право голоса, потому что реализм - это настолько неотъемлемая часть нашей жизни, которая оставляет так мало места для надежды и желаний, что хочется устроить штурм крепости или запалить костер до неба и убедиться, что в мире не только есть место приключениям, но и ты можешь их сам себе устроить, хотя бы даже просто разговаривая сам с собой и рассуждая, зачем всё-таки Мартин сверг богов?

- Если бы это был не Мартин, а барон Мюнхгаузен, то да – такой пример заразителен, но, я искренне считаю, что если из романа «Мартин Иден» выкинуть самого Мартина Идена, то роман заискрился бы всеми цветами – там много интересного – яркие, объёмные персонажи, нюансы прачечного дела, много впечатляющих диалогов, эпизод в магазине с португальскими детьми – а сам Мартин Иден, выполняющий свои фантастические обещания – отдать своей сестре в сто раз больше 5 долларов, купивший прачечную бродяге Джо, купивший ферму Марии – я бы, возможно, простил Джеку Лондону некоторую фальшь Мартина Идена, если бы не это выполнение обещанного, ну не выполни ты свои сказочные обещания, Мартин, ты же не сказочный персонаж, ну не выполни, ты же человек, в конце-то концов…, он не мог – выполнил и исчерпал мой кредит доверия.

Простая, неискушенная, привыкшая к тяжелому труду женщина обладала одной драгоценной способностью — верить.

- Аха, вот и вскрылись все мои потаенные мечты - не выполнить обещанное, не сдержать слово, данное кому-то в любом порыве и состоянии, ведь я сама всегда выполняю то, что обещала; но неужели это может быть реальностью у такого автора, как Лондон, который держал слово до самого последнего порога, до той черты, за которой нет возврата никому, где слова превращаются в пепел и прах; но пока ты жив - это слово, данное другому, держит тебя как якорь, надувает паруса твоего корабля и корректирует твой курс в жизненном море; неужели можно нарушить обещание, данное самому себе, ведь Лондон устами Мартина захотел не только описать красоту Тихого океана, но и красоту жизни, а именно вот этого и не хватило в романе - хотя бы некоторых выдержек из сочинений Мартина, чтобы мы, как читатели смогли оценить не только потенциал его поздно проснувшегося таланта, но и прогресс.

- Мне нравится эта недосказанность – это право читателя «написать» эти книги в себе за Мартина, красоты океана описаны Лондоном в тексте романа весьма лаконично, автор как бы нехотя делится с читателем этим океаном, автор приглашает меня, читателя, в соавторы и это хорошо; мне понравилось противопоставление Бриссендена Мартину, которое сделал сам Мартин – у Мартина трезвое восприятие своего творчества, понимание цены, понимание…

— Да ведь вы сами частица звездной пыли, залетевшая в страну слепых карликов! — закричал Бриссенден, дочитав статью.

- Но, не смотря на то, что он был реалистом, понимающим цену труда и жизни, умеющим увидеть, что приводит к краху, у себя он не рассмотрел, куда всё движется и к какому падению может привести такой взлет и полет на высоте, недосягаемой для многих; на той самой высоте, где человек превращается обратно в звездную пыль, которая упоминается не только в этом романе, но ещё не так раскрыта, как в других произведениях, где идея ницшеанского сверх-человека сильна не только на протяжении всего повествования, но и за его пределами, чего не происходит тут.

- Для Мартина этот взлёт не имел значения, он хотел взлететь ради права любить и быть с любимой, крылья опалены не взлётом – любовью, а сверх-человек не выдерживает падений, ибо его не учили падать, он умеет только взлетать, а взлетев, надо лететь, но у Мартина не было потребности больше летать - он упал и разбился… об океан. И удивительнее всего оказалось то, что Суинберн научил его летать, подарил крылья, а когда они истрепались и не смогли больше держать его в полете, окончил его полет.

Устав от вечных упований,
Устав от радостных пиров,
Не зная страхов и желаний,
Благословляем мы богов
За то, что сердце в человеке
Не вечно будет трепетать,
За то, что все вольются реки
Когда-нибудь в морскую гладь.

картинка Nekipelova

Не обращайте внимания на раздвоение личности - это не просто голоса в моей голове, это имитация скептического и романтического спора, навеянного и осуществленного в соавторстве с Landnamabok в игре "Игра-дуэль Буриме". Версия Андрияна о прочитанном. Спасибо за новый опыт)

Комментарии


Фантатсически подробная и интересная у вас получилась рецензия!
Не смотря на мою любовь к подобным персонажам, как Иден, это произведение мне совсем не понравилось по этой самой причине

так не бывает, он просто был обязан строчить дурацкие стихи в детстве, читать никому ненужные рассказы Мэрион и всем соседским мальчишкам и девчонкам, НО ОН ЭТОГО НЕ ДЕЛАЛ!

Столь резкое изменение в человеке на самом деле невозможно. Да, бывают случаи, когда к искусству люди приходят уже не в молодом возрасте, но этому предшествовали рассуждения, опыт, а не просто вдруг.

Спасибо за старания!!!


вот так вдруг: я никогда не рисовала, мне в школе на уроках рисования даже разрешили не рисовать. нет таланта и нет интереса. три года назад я стала рисовать, а мне далеко не 20))). Вдруг) потому я верю) ведь Лондон тоже был такой)


Возможно я и ошибаюсь :) самой то ещё 20))

Остается только пожелать творческих успехов! (И литературных тоже!)


тем более, что он начал писать в 20! не в 40 и не в 50! вот, если бы в 50 он решил, я бы тогда подумала, ну, наверно, он хоть дневник вел. А тут то вполне обоснованно. Остановился, в новой, непривычной обстановке встретил красивую женщину, прочитал красивый стих. Сразу три вещи вне зоны комфорта (как говорят). Он просто подумал о красоте слова. Остальное за малым. Когда ты батрачишь на корабле или прачечной, в перерывах общаясь тоже только с рабочими или в баре, то тебе и не придет в голову подумать о каких-то словах.


Но тут возникает другой вопрос ( у меня лично):
Работая на корабле, общаясь с матросами, откуда тогда это... умение что ли писать? Даже не всем людям со способностями удается прорваться, а здесь всё так легко получилось ( на сколько я помню)


работать 18 часов в сутки - читать и писать при газовой лампе - легко?
простите, не верю)
в тексте он обосновывает это тем, что человек чувствует красоту. И это ведь врожденное качество.


Легко в том плане, что его труд увидел свет и не пришлось ждать десятки лет первого печатного издания.
А, если автор таким образом объясняет его природный талант к литературе, то вопросов не осталось :)
Спасибо!


Ты меня всё-таки обманула! Ты приспособила моё, противоречащее твоему, восприятие книги к формату рецензии - внутреннему диалогу. Это круто! Не возникает трения между оценкой и текстом. Браво! Наташа, ты молодец!


я же со старту знала, что ты будешь против) и я сразу же спросила, возможен ли формат внутреннего диалога между романтиком и скептиком)) Ты на всё согласился) *развожу руками и пожимаю плечами*
Так что вот так, как есть)


Да помню я, меня удивляет насколько гладко это у тебя получилось - нет разноголосицы, всё продумано. Действительно - диалог. Просто вторая игра у меня и попытки заранее что-то продумать ни к чему не приводят. А у тебя всё получилось...


у меня математический склад ума)


Завидую, а у меня - топографический кретинизм.