4 Закон военного времени не скупится на смертные приговоры для людей всякого рода, не исключая и джентльменов

Удары раздавались через правильные промежутки, но медленно, как похоронный звон. Он ждал каждого удара с нетерпением и, сам не зная почему, со страхом. Постепенно промежутки между ударами удлинялись, паузы становились все мучительнее. Чем реже раздавались звуки, тем большую силу и отчетливость они приобретали. Они словно ножом резали ухо; он едва удерживался от крика. То, что он слышал, было тиканье его часов.

Почему-то мое внимание в этом рассказе привлёк не внезапный и неожиданный финал, а именно описания этих нескольких минут перед казнью. Вспомнилось, как приговорённых к казни описывал Князь Мышкин у Достоевского. Этот ужас ускользающего времени, каждая минута словно дар и проклятье одновременно.

А ведь главная, самая сильная боль, может, не в ранах, а вот что вот знаешь наверно, что вот через час, потом через десять минут, потом через полминуты, потом теперь, вот сейчас - душа из тела вылетит, и что человеком уж больше не будешь, и что это уж наверно; главное то, что наверно. Вот как голову кладешь под самый нож и слышишь, как он склизнет над головой, вот эти-то четверть секунды всего и страшнее. Фёдор Достоевский - Идиот

Я не знаю тонкостей Гражданской войны в Америке, но знаю, что Бирс в ней участвовал. Поэтому каждый его рассказ о войне пропитан выверенной чёткостью действий и сигналов, достоверностью и правдивостью.

Никто не готов умирать. Как бы не был ты преисполнен героизма, но перед лицом Смерти мозг превращается в безумие импульсов нацеленных лишь на спасение. Мир превращается в круговорот звуков, в смесь реальности и бреда. В тот закольцованный сон где ты просыпаешься снова и снова, и каждый раз кажется, что вот сейчас ты точно проснулся по-настоящему, но реальность выжидает, чтобы окатить тебя ледяной водой ужаса или облегчения. Вот, какая мысь, как мне показалось, красной нитью проходит через рассказ Амброза Бирса.