5

Эта книга - обвинение богам.

Так говорит о своей рукописи властительница Глома, царица Оруаль.

Миф об Амуре и Психее - один из многих античных мифов, и воспринимается он легко и поверхностно, как сказка. Красавица, принесена в жертву богу и любима им, предана злыми сестрами, наказана служением богине и утешена воссоединением с возлюбленным. Античная Золушка. Красивая сказка о любви.

Пока читатель не скажет - "Я".

Я - Унгит.
Я - Психея.
Я - Оруаль.

Одень на себя все лица, пока не обретешь свое.

Дивное чувство, когда книга настолько "Я". И не просто "Я", случайно отраженное в одном из героев. Это "Я", сверкающее в каждом. Это "Я" не от схожести, а то честности. От прозрачности каждого, кто появляется на страницах книги. Не просто "я - вижу", но "я - чувствую". Это могло бы быть игрой. Назови мне эмоцию - и я скажу, где я испытала ее.

Страх.

Я боялась Жреца, но совсем не так, как боялась своего отца. Ужас внушал мне запах, который источал Жрец. Это был запах святости, запах храма, запах жертвенной крови (обычно голубиной, но иногда – человеческой), запах горелого жира, паленых волос и прогорклого ладана. Это был запах Унгит. Еще ужаснее были одежды Жреца, сделанные из звериных шкур и сушеных рыбьих пузырей, а на груди у служителя Унгит висела страшная маска в виде птичьей головы. Казалось, что клюв растет у этого человека прямо из сердца.

Нежность.

Я смотрела в глаза сестры, голубые, как весеннее небо и вода ручья, и жалела, что я не жена Царя и не мать Психеи, жалела, что я не мальчик и не могу влюбиться в нее, жалела, что я довожусь ей только единокровной сестрой, жалела, что она – не моя рабыня, потому что тогда я смогла бы даровать ей свободу и богатство.

Горе.

Мы обнялись в последний раз. Счастливы те, в чьей жизни не было подобных объятий. А те, кто с ними знаком, – смогут ли они дочитать до конца мою повесть.

Поклонение.

Психея шла среди всего этого безумия, спокойная и торжественная, как дитя идущее к доске отвечать урок. Она прикасалась к людям, и люди падали к ее ногам пытаясь поцеловать если не ступни ее, то хотя бы край одежды, или тень, или землю в том месте, где ступила ее нога. А Психея продолжала прикасаться к больным, и казалось, что этому не будет конца, потому что толпа на площади, вместо того что бы таять, все росла и росла.

Презрение.

– Да, – сказал Царь, уже успокаиваясь, – кого здесь стоит пожалеть, так это меня. Это я приношу себя в жертву. Но я исполню свой долг до конца. Я не имею права губить страну даже во имя жизни собственной дочери. Мы ведем пустые разговоры. Все предрешено. Мне жаль девчонку, но Жрец совершенно прав. Унгит должна получить причитающееся ей. Разве безопасность страны не дороже жизни любого из нас? В каждой битве случается так, что один умирает, чтобы спасти многих.

Сожаление.

Бардия умер, так и не услышав от меня тех слов, которые, возможно, лишь смутили бы его. Просто мне самой стало бы намного легче, если бы я успела склониться к уху верного воина и прошептать:«Бардия, я любила тебя».
Когда тело положили на костер, все, что было мне дозволено, – это стоять и смотреть. Я не была ему ни женой, ни сестрой и поэтому не могла оплакивать его и бить себя в грудь. А если бы могла – я бы надела на руки стальные рукавицы или ежиные шкурки!

Благодарность.

Но не успела я еще отойти ко сну, как ко мне явился Лис. Лицо его посерело, он был тихий и какой-то надломленный. Если бы не отсутствие увечий, могло бы показаться, что он только что вырвался из рук палача.
– Поздравь меня, доченька, – сказал старик, – ибо я одержал победу над самим собой. Человек должен радоваться радостям своих друзей и жить их жизнью. Я – лишь часть Целого, и мое место там, куда меня определила Участь. Я остаюсь, и…
– Ах, дедушка! – сказала я и заплакала.

Оцепенение.

Я отлично знаю, почему боги не говорят с нами открыто, и не нам ответить на их вопросы. Пока мы не научились говорить, почему они должны слушать наш бессмысленный лепет? Пока мы не обрели лиц, как они могут встретиться с нами лицом к лицу?

Страсть.

Может, я все-таки ненавидела его? Может быть. Любовь иногда состоит из ненависти на девять десятых, но при этом остается любовью. В одном нет никаких сомнений: в моих безумных ночных грезах (в которых Ансит умирала или, еще того лучше, оказывалась блудницей, ведьмой или изменницей), когда Бардия искал моей любви и сострадания, я заставляла его вымаливать у меня прощение. Иногда я терзала его так жестоко, что он был почти готов наложить на себя руки.

Печаль.

Голос и свет исчезли одновременно, словно их отрезали, а затем в наступившей тишине я услышала чей-то плач. Я никогда не слышала, ни до, ни после, чтобы кто-нибудь так плакал – ни брошенный ребенок, ни мужчина, потерявший руку, ни девушка из захваченного города, которую волокут в рабство. Если бы женщина, которую ты ненавидишь больше всего в жизни, плакала так, ты бы кинулся, чтобы утешить ее, читатель, даже если бы на пути у тебя был ров с острыми кольями или река с текучим огнем. Хуже всего было то, что я знала, кто это плачет и почему и кто повинен в этих слезах.

И не стоит огорчаться из-за преобладания в этой подборке цитат эмоций, кажущихся негативными на первый взгляд. В этой книге столько любви со всеми ее оттенками, столько нежности и трепетности, что и горе, и печаль, и страх кажутся лишь ее гранями и тенями. Для меня эта книга в первую очередь о любви. Попробуйте, перечитайте цитаты еще раз - только всякий раз заменяйте имя заглавной эмоции словом "любовь". Попробуйте - и вы поймете, о чем я.

И последнее. Я готова петь оды Ольге Битюковой, озвучившей эту книгу так великолепно, что лично для меня собственное прочтение глазами с бумаги/экрана не дало бы и половины того эмоционального эффекта, произведенного глубоким голосом чтицы. Аудиозапись длится чуть больше 12 часов - но жалеть не приходится ни об одной минутке. Стоит только упомянуть, что, начав слушать, я остановилась только через шесть или семь часов! Хотя в дальнейшем, конечно, стала растягивать свое наслаждение, ограничиваясь одной-двумя главами за раз. На первых порах исполнение кажется манерным, чрезмерным - но это продиктовано самой книгой, и вряд ли можно было озвучить книгу лучше (да, я беру на себя смелость сказать это). К концу мне хотелось лишь только чтобы этот голос никогда не умолкал.

Книга оставила сильнейшее впечатление. Впервые со мной так, чтобы мурашки бежали по коже во время прослушивания аудиокниги. Впервые со мной так, что закончив чтение, мне захотелось бы немедленно прочесть заново, уже глазами, впитывая визуально каждое слово, произнося его в голове голосом прекрасной чтицы. Впервые со мной так, что мне хочется подойти к каждому из своего ближайшего круга и дать эту книгу, как величайший подарок, с просьбой - прочти ее, пожалуйста. Потому что там - "Я".