3

Полковник Ричард Кантуэлл, проживший полвека, неторопливая Венеция, красивая юная девушка и разговоры о войне. Картина вроде красивая, да только не пришедшаяся по душе.
Любовь последняя, да только... Не верю, кричит во мне Станиславский. Больше жалости и любопытства со стороны девушки, которая не знает мира и жизни. Пробует дерзить по американски в ресторане, играя роль сидящего напротив полковника. И сам полковник, состоящий из войны. Все встречающиеся ему люди получают мысленные назначения от него, он пропитан усталостью и дымом. Срывающийся на грубость, но старательно угождающий юной красавице и прикусывающий язык.
Девушка, восхищенная нарисованным своими же мыслями образом, пытается унять боль своего спутника, расспрашивающая его о военном прошлом, наивно мечтающая тоже побывать на поле боя, увлечённая романтичными мечтами. Незамутненная красота. Не совсем пустая, в ней немного кокетливости, достаточно сочувствия, хватает сумасбродности, но чудовищно наивная.
И полковник, который периодически генерал, считающий, что самые правильные на поле боя это капитаны, весь под гнётом своего прошлого, пропитан им, истерзан и скован своим возрастом, здоровьем и представлением о мире.
Меня полковник раздражал. Не своим возрастом и положением, а бесконечным гудениям на эти темы. Вот это хемингуэевкое рубленое, вроде как отчаянно честное, слова как удары гонга. Шумно, пафосно и утомляюще. Зациклено. И бесконечные насмешки то ли на самом собой, то ли над другими авторами. Мол, писатели описывающие войны сами не воевали, максимум нос в самом безопасном окопе показывали. Говорят о том, чего не знают.
Все-таки помимо "Праздник, который всегда со мной", автор проходит мимо меня. Чеканный слог вызывает раздражающую ноющую чужую боль, которую хочется стряхнуть как случало попавшие на пальто капли дождя и снова укрыться за надежным зонтиком.