5 Вы цените время? А я бросаю в мусорное ведро

Вот опять отталкивающий многих и неимоверно притягательный для меня текст. Тягучая химозная пироженка. Очередная милениальская книжка о тоске и ничегонеделании.

26-летней безымянной героине Отессы Мошфег нет большого дела до мира. Ей хватает Манхэттена, странноватой подружки и арсенала лекарств, что свалит лошадь. При том при всем она воспринимается нами как жертва. Жертва чего? Времени с его достатком? Равнодушного отца и спитой матери? Или просто болезни под названием депрессия? Автор покажет ситуацию со всех этих сторон, а уж судите, как говорится, сами.

На вопрос "что же это за год такой?", скажу не без иронии "нет, не 2020". Это 2001 год с его начала и вплоть до сентября. В этот год героиню перестает интересовать мир за пределами квартиры. Ей не страшно, и она не в отчаянии, не страдает и не стыдится. Она ничего не хочет. Ничего, за исключением одного - спать. Весь год. В помощь ей вагон таблеток, горе-психолог и желанное забытие. После такой "терапии" она планирует обновиться, очиститься и незапятнанной предстать перед каким-то другим миром. Он и станет другим, но таким ли, каким ей представляется?

Мошфег не делает из своей героини идеальную жертву: бедную, терпящую лишения и пытающуюся всеми силами выкарабкаться. Возможно, этим отсеется ряд читателей, ведь спать в квартире на Ист-Сайде, потягивая ноги в лабутенах и накачиваясь текилой - немножечко так себе депрессия. Но медики здесь единогласны: депрессии по фиг на твой паспорт и кошелёк. Вспомним Флорана-Клода из уэльбековского "Серотонина". Он уверен, что мир сгнил и продолжать жить, значит, дышать миазмами. Он пытается удержать малейший интерес к жизни с помощью терапии, но в итоге даже психолог разводит руками - организм истребляет себя буквально сам. Человек пожил, посмотрел и понял, что больше не понимает мира с его пошлыми сиюминутными ценностями. Но как бы ни был этот мир ему противен, он пропитан им, как рентгеновскими лучами. Хандра переходит в депрессию, как медицинский диагноз, а дальше как с любой болезнью. У Мошфег героиня самодовольна и эгсцентрична, не склонна к всем навязанной эмпатии, да и общению как таковому. Она равнодушна. Ее приятельница Рива неуверенная в себе, завидующая "богатой и худой" подруге, при этом летящая, как мотылёк, к холодной правде о себе, а из уст героини она услышит много, даже её молчание похоже на усмешку или пощечину. При этом с привязанностями дела у Ривы обстоят много лучше. Она и компенсирует ГГ подсознательную потребность худо-бедно с миром коммуницировать.

Социопатия, дисморфофобия, токсичные отношения, бесконечные "Он сказал так, а я вот так, что он имел в виду?", мизогония, алкоголизм, пищевые расстройства - две героини, как две половины современного очень несовершенного мира. Обе по-своему "нецелые", в какой-то момент они сливаются воедино, и кажется, читатель вступает в мир галлюцинаций и раздвоений личности. Герой Уэльбека тонет, героиня Мошфег выплывает. Во всяком случае, ей так кажется.

Сглашусь с ведущими Книжного базара, что милениальская литература походит на"пережевывание соплей". Ну а что делать, если я и сама люблю этим заниматься? Причём пережевывать не только свои, но и чужие. Я читаю о перемещениях ГГ, а параллельно в моей голове проносится "поставить варить суп", "достать белье из машинки", "помыть холодильник" (вынув из него центнер чёртовых пакетов, в которые замотан каждый овощ, каждая травинка). Это не значит, что мне скучно читать, и мысли скачут куда-то прочь. Просто предметность этой книжной депрессии откликается во мне такой же предметностью, но только уже моего существования, как его там ни назови. В этом для меня неоспоримое принятие книги.

И да, присоединяюсь к остальным:

Лена Данэм, это не смешно, ну правда...