2 Спойлер Ехал Ультра через Око, видит Ультра – в Оке Хаос. Сунул Ультра руку в Око – ПАФОС ПАФОС ПАФОС ПАФОС!

Как я вообще на это попала? Очень не люблю такой сорт произведений: прикидываются повестями и романами, а на самом деле памфлет или примитивная агитка. Если подбирать сравнения поближе и попонятнее, то перед нами своеобразная новеллизация комикса про супергероев. Сообразно с этим все персонажи делятся на: 1) команду супергероев, которые спасают мир, 2) суперзлодея и его приспешников, 3) массовку. Никакой психологической глубины, да что там – психологической убедительности и в помине не будет. Все герои разговаривают одинаково – пафосными монологами и диалогами. Вот, например, разговор двух любящих супругов, Георгия и Екатерины Гребиных (главные герои). Он профессор, физик в московском НИИ, она – его верная спутница жизни. Люди они уже немолодые, в браке давно. У мужа был тяжёлый день, ему пришлось пересмотреть своё отношение к некоторым знакомым вроде бы людям.

– Георгий, что с тобой? <…>
– Моей вере сегодня ноги переломали. Но это пройдёт, Катя.
– Вере? – удивляется она. – Ты же из неверующих, живёшь сомнениями.
– Да сомнения-то начинаются с веры, Катя.
– А я считала – наоборот. Сначала сомневаешься, затем опровергаешь сомнения, только потом уж вера. Истина и вера не едины ли?
– Вера – старт к истине, Катя. Сначала я должен поверить, поверить просто, без достаточных оснований: в падающем яблоке есть что-то сверх того, что видишь. А уж потом и сомнения и опровержение сомнений – полный набор, который сопровождает процесс мышления.
– Ты сегодня ходил по Москве и указывал людям на падающее яблоко – тут что-то есть?..

Там ещё много, дальше цитировать не буду. Никакого, кстати, яблока не было. Гребин ходил к умирающему человеку, которого считал своим вторым отцом. Да что там – первым по значимости! Кстати, на протяжении всего романа автор будет настойчиво доказывать, что истинная семья – это люди с едиными интересами и мировоззрением. Они могут родиться в разных семьях и до поры до времени даже не знать друг о друге.
Единственная мысль романа, не заражённая пафосом.

Познакомимся с героями.
1. Профессор, физик-теоретик Гребин. Прошёл Вторую мировую, служил в артиллерии. Ныне выполняет роль супергероя, удалившегося от дел (конфликт с сыном прилагается). Очень озабочен будущим человечества, в связи с чем решает разработать свою собственную «теорию всего» (почему-то никак не связанную с физикой), чтобы предотвратить будущие войны и прочие конфликты, создать рай на земле без помощи религии. В свободное от проекта «Апостол» время слоняется по НИИ, разговаривает «не очень нужные разговоры» и решает «несложные вопросы». За что ему там деньги платят, совершенно непонятно. Просто работа мечты! В создании «теории всего» Гребину будут помогать:
2. Его правая рука, Ирина Сушко. Местная супервумен. Умна, язвительна, красива. По профессии – гениальный программист. Для полного сходства с современными аналогами супервумен ей не хватает только чёрного латексного костюма в обтяжку с красными вставками. Говорит только язвительно-пафосными фразами. Тяготится тем, что её заставляют делать какие-то там обычные полезные программы, хочет поучаствовать в чём-то более достойном её великого гения.
3. Миша Дедушкин. Гениальный аспирант. Тоже физик. В компании выполняет роль генератора идей (в основном безумных). А ещё у него «первый разряд по каратэ». И хулиганов в финале он раскидает не абы как, а красиво. Спецспособность – доброта (правда, изрядно приправленная наивным снобизмом). Говорит просто пафосными фразами.
4. Толя Зыбков. Гениальный аспирант. Историк. Знает досконально всю историю от и до. В спорах играет роль человека, задающего неудобные вопросы, которые при всём при этом выводят героев из тупика. Говорит язвительно-пафосными фразами.
5. Директор НИИ. Подтянутый седой красавец. Гениальный организатор и горнолыжник. Спецспособность – чтение мыслей и рентгеновское зрение.
6. Катя, жена главного героя. Супервумен «на подхвате» и страшный человек. Суперспособность – читать пафосные монологи и участвовать в пафосных диспутах о вере и любви. Считает себя человеком, знающим, что есть истинная любовь, и с язвительной улыбкой, ой, прошу прощения, – улыбочкой наблюдающая за потугами своего супруга выйти на уровень её понимания сего предмета. На самом деле жуткая женщина времён то ли Спарты, то ли Средневековья – человек долга и железной воли. Думаю, происходи действие в Спарте – Сева был бы сброшен ею со скалы ещё в детстве.

Сева, единственный сын Гребиных, мытарства матери и отца с которым составляют ещё одну сюжетную линию романа. В их понимании он «ненормальный», «бракованный», «приспособленец», «мелкий проходимец». Не видит в себе супергеройских способностей, не хочет становится супергероем, а хочет прожить обычную серую человеческую жизнь. Играет роль вечного лузера и мальчика для битья. Родители его презирают, жалеют, терпят и упорно стараются слепить его по своему образу и подобию. В результате получилось ни то ни сё.
У Салтыкова-Щедрина есть роман «Господа Головлёвы». В нём показана один в один такая же семья (только без пафосного супергеройства). Есть маменька Арина Петровна с её вечным «Я же для вас стараюсь, твари неблагодарные! Для кого я ночей недосыпала, куска недоедала!» и её сыновья. Один – предатель, второй «человек без поступков», третий – балбес, живущий в мире собственных фантазий.
Сева – как раз тип человека без поступков, потому что всё, что он ни делает, его родителям категорически не нравится. Поэтому он оставляет попытки понравиться им и пытается быть «плохим мальчиком», но даже при этом постоянно оглядывается на отца с матерью – что-то скажут? Но автор-то знает, кто виноват. Сама Катя произносит над собой строгий спартанский приговор: она слишком любила сына и испортила его этой любовью.

Вообще странная семейка эти Гребины. За весь роман не увидела в их кругу любви друг к другу. Они словно и не близкие люди, а актёры, разыгрывающие друг перед другом каждый свою роль. Они никогда не разговаривают на обычные темы (только о будущем человечества, вере и безверии, выборе и ответственности), не шутят – ёрничают, не воспитывают – давят пафосным снобизмом, не переносят, когда о любви и добре говорят в духе «ты мне – я тебе» – и постоянно съезжают на этот сценарий.

И это вызывало весь роман глухой подспудный протест. Здешним супергероям можно ко всему подходить с двойными стандартами, а не супер – нельзя. Супергерои презирают обычных людей за мещанство, за мелочность, за их вечное «купи-продай», а сами то и дело выставляют друг дружке счёт. Вот характерный пример.
Миша Дедушкин спасает Севу от хулиганов, выбив даже одному из них зубы. Но Сева отказывается признавать, что на него напали и писать заявление в милицию, потому что, по всему видать, знает этих парней и боится, что они или их дружки ему это припомнят. Он же не имеет первого разряда по карате. Так что супергерою придётся оплатить лечение пострадавшей челюсти. Миша в ярости, он считает, что Сева его подставил:

Ну как к такому с сочувствием не отнестись, плечо не подставить, в разговоре душу не открыть... И конечно же ждёшь, что и он тебе – плечо, душу, сочувствие… А ты для него пустое место.

И это не первый случай. Так и не понятно: по мнению автора, добро нужно творить бескорыстно? или всё-таки ждать ответного подарка, а если не получил – обижаться? Ведь, конечно, любой первый встречный парень за такое одолжение тебе должен тут же открыть душу, предложить сочувствие и ключ отдать от квартиры, где деньги лежат.
Миша в отношении Севы категоричен (супергероям можно):

Один такой сотни людей заразить может.

А вот и зло подъехало. Сам-то Сева, как и всякий лузер, не зло. Так, мелкий приспешник, шестёрка. Другие приспешники зла опознаются в романе на раз-два: у них деланные улыбочки, злые глаза и дрябло-бульдожьи лица. А суперзло здесь… Молох – «сверхсущая эманация» (будь это современный роман, я бы подумала, что автор – поклонник Пелевина).

А теперь вкратце о том, как наши супергерои раскрыли коварное суперзло. Вышли они на него весьма характерным для супергероев образом – через суперкомпьютер третьего поколения. Машина, единственная в своём роде, находилась пока на тестах. Но супергерои просто попросили сисадминов дать им погонять, и те дали.
Используя мощности этого компьютера на перфокартах Гребин собирался вычислить, возможно ли изменение хода истории, если из неё убрать важную историческую персону. Допустим, Христа. Они решают спроектировать виртуальный мир, как можно более полно похожий на наш, и запрограммировать в нём убийство Иисуса без его воскрешения, а потом посмотреть, какие сценарии развития событий машина выдаст. Так появляется тайный проект «Апостол».

Сначала машина предлагает им вместо Христа Павла, а потом воскрешает Христа (дескать, без него никак), и все герои «Ну и ну, это всё неспроста! Неужели божественное провидение существует!». Если отвлечься от всего этого психобреда с лёгким закосом под Достоевского, то сразу же возникает вопрос. Раз машина вернула Христа в их фэнтези, значит у неё было прописано разрешение на воскрешение персонажей. Почему же она не стала пачками воскрешать остальных? Если ей, что вполне логично, прописали запрет на воскрешение персонажей, как программа обошла запрет? Но героев не интересуют сложности программирования, их тревожит будущее мира (право слово, с неврозами лучше не в науку идти, а обратиться к профильному специалисту).

В романе есть вставки – фрагменты альтернативной истории. И герои их тоже ведут друг с другом выспренние монологи. И тоже чётко поделены на правых и неправых. Авторская воля жёстко направляет их по заданному сценарию. Вот, допустим, монолог между бунтарём-одиночкой Диогеном и «коллективистом» Аристотелем. Чтобы не кормить пафосом, даю в приблизительном пересказе.
Диоген: Да, я живу один и как бомж, но так я нашёл для себя мир без войн, где никто никому не завидует.
Аристотель: Но ведь ты не сможешь в своей бочке завести семью. А если все будут жить, как ты, род людской прервётся.
Диоген: Да и хрен с ним! (должен был бы сказать он)
Автор (Диогену): Здесь ты должен упасть.
Диоген (Аристотелю): Крыть нечем, паршивец! Ты прав.
Но, кстати сказать, эти сюжетные вставки были при всё при этом самым приятным чтением, потому что в них не применялись слова с уменьшительно-ласкательными суффиксами. В сюжетной линии «наши дни» они везде: в речи повествователя, в речи главных героев, второстепенных героев. Ну, как говорится, «почувствуй нашу любовь»: тупичок, сурочек, мальчики, лисички, столбнячок, вопросик, разгончик, газончик, пикировочка, чердачок, суперменчик, посадочка, выправочка, ровнёхонький, усмешечка, улыбочка, креслице, трезвенько и т.д. и т.п. К середине аж скулы сводило. В романе «Господа Головлёвы» в такой манере говорил самый противный герой – Иудушка Головлёв. Тоже всё «маменька», «денежка», «молитовка»…

С содержательной точки зрения эти вставные истории – те же памфлеты с прозрачными намёками на современность. Вот автор изображает Рим в нероновское правление. И сразу стартует с эффектных картин: везде на крестах трупы казнённых, по трупам погибших в давке пробирается на своё место в театре Аппий. За зрителями, слушающими выступление Нерона, наблюдает местное КГБ. «Кто смеет хлопать императору не в такт? Кто смеет выглядеть испуганным и невесёлым? Сгниёт в застенках!» В общем, массовые репрессии и трупы, трупы, трупы.
А вот для сравнения как изображает дотошный Гай Светоний Транквилл страсть Нерона к театру:

Как робел и трепетал он, выступая, как ревновал своих соперников, как страшился судей, трудно даже поверить. Соперников он обхаживал, заискивал перед ними, злословил о них потихоньку, порой осыпал их бранью при встрече, словно равных себе, а тех, кто был искуснее его, старался даже подкупать. К судьям он перед выступленьями обращался с величайшим почтением<…> При соревновании он тщательно соблюдал все порядки: не смел откашляться, пот со лба вытирал руками, а когда в какой-то трагедии выронил и быстро подхватил свой жезл, то в страхе трепетал, что за это его исключат из состязания, и успокоился тогда лишь, когда второй актёр ему поклялся, что никто этого не заметил за рукоплесканиями и криками народа.

Да, да, как видите, Тендряков тоже поддерживал расхожее представление о том, что Нерон – этакий маньяк Чикатило. Не всё так просто было на самом деле. Но автора не интересует, как на самом деле. Чтобы хорошие герои могли показать свою суперсилу, нужен суперзлодей. Такой, что девственниц есть, младенцами закусывает.

Аппий вон тоже распинает после восстания всех несбежавших рабов. Даже детей. И конечно, снова эффектные картины изуверств: вой, крики, трэш, трупы, трупы, трупы. К слову, римляне не были заинтересованы в том, чтобы уничтожать свою рабочую силу, ведь Рим при Нероне почти не вёл завоевательных походов, рабов приходилось покупать за свои кровные. Распинали лишь немногих зачинщиков, остальных секли и водворяли обратно. Но автор категоричен: в Римской империи творился кр-р-ровавый террор! Рабов морили голодом тысячами, распинали сотнями, били за малейшую провинность и едва ли не ели живьём.
При этом все римляне какие-то латентные христиане: разбираются в заповедях и боятся их нарушить, а про своих богов и слова не говорят.

В романе много экономических выкладок. Ведь героям надо проверить: может быть, на человечество влияют не великие люди, а среда? Но уровня они какого-то беспомощно-детсадовского. Гребин приходит к тому, что Молох (суперзло) – это сила, которая заставляет людей вкладывать все свободные ресурсы в совершенствование инструментов по добыванию ресурсов. Пустая, по мнению автора, порочная затея. Из-за неё все войны. Т.е. на освоение необжитых территорий (ведь численность людей постоянно росла), на средства сохранения остатков пищи, на культивирование новых видов съедобных растений и животных, на инфраструктуру, на ту же войну – ресурсы тратили какие-то другие люди. Возможно, марсиане.
Один из героев показывает римскому патрицию на окружающие их пустые гористые земли и пафосно вопрошает: «Зачем людям воевать? Вон сколько свободного места!» Автор в курсе был, сколько на земле пригодной для обработки пахотной земли? Или, по его мнению, люди только по какой-то странной прихоти не растят пшеницу в горах, в Гренландии и Сахаре?
Вся прочая «экономика» на том же детском уровне и с подростковым пафосом.

Научные открытия в представлении героев этого романа результат не упорного труда, а счастливого стечения обстоятельств (несколько раз будет упомянут случай со светочувствительной пластиной и урановыми солями). Вот и герои не столько работают, сколько фантазируют на тему «если бы да кабы», а потом зачем-то вкладывают свои фантазии в компьютерную программу. Из частных случаев сразу делаются широчайшие обобщения. Зачем супергероям трудится? Это удел обычных людей. Отношение к ним у супергероев вполне выражается в следующей реплике:

Пришёл поучать… По какому праву?.. Больше видел? Больше пережил?.. Что ты знаешь о жизни, молокосос?

В общем, в результате разных непонятных манипуляций с суперкомпьютером герои приходят к выводу, что история есть сумма людских произволов (для чего тогда Лев Толстой «Войну и мир» писал?), что в будущем человечество как-то, наверно, решит с вопрос с войнами, но сами герои ответа так и не нашли. Тем более, компьютер у них попросили обратно.
И что это было? Покусились на миражи, покидали в них камнями без всякого толка и разошлись.