4 Мертвецам имя легион, а у богов свои тайные планы. (с)

Наверное, стоило читать этот роман непосредственно после Кейт Аткинсон - Жизнь после жизни , так как, несмотря на то, что сюжетные линии разные и не продолжают друг друга, лишь иногда пересекаются, ощущается связь, взаимное проникновение между историями Урсулы и Тедди. И если ярких главных героев предыдущего романа вспомнить было легко, то более незначительные персонажи и их истории вызывали ощущение недосказанности. С другой стороны это позволило дистанцироваться от многочисленных жизней Урсулы, её восприятия тех или иных людей и событий, взглянуть на смутно знакомое с нового ракурса.

Повествование — не линейное, а скорее хаотичное, как бурный водный поток, полное взлетов и падений, но при этом пронизанное меланхолией, раненное навылет войной, наполненное грузом не сожалений, но необходимости жить дальше с ношей принятых решений. Автор заставляет внезапно перемещаться не только в пространстве и времени, но и между персонажами, ибо голос, как и возможность внести свой фрагмент истории, тесно связанный с другими, получает не только сам Тедди, но и его жена, дочь, внуки. При этом в каждом из отрывков события то забегают вперёд (в кусочек детства Тедди вклиниваются упоминания его будущих детей и внуков), то обращаются к прошлому. Время здесь — неразрывная огромная паутина без начала и конца, из которой нельзя выхватить отдельный элемент, отдельную судьбу или происшествие без связи с другими. Прикосновение к одной из нитей неизменно вызывает колебания соседних.

В "Жизни после жизни" отношения Тедди и Нэнси — дружба с трехлетнего возраста, выплеснувшаяся в романтическую связь, — кажутся идеальными. Здесь же появляется возможность взглянуть на это изнутри, без позолоты предопределенности — "жених и невеста" с самого детства. Несмотря на крепкую дружбу (а, возможно, и благодаря ей), получился брак без особого счастья, без страсти, со стабильностью, спокойствием и заботой, но без какого-то глубокого единения. Нельзя сказать, что герои были несчастны или не любили друг друга, скорее любили по-родственному, как можно любить брата или сестру, но уж больно царапали различия взглядов, интересов, темпераментов.

В этом браке появилась Виола — единственный, долгожданный и горячо любимый обоими родителями ребёнок, который так и не перерос детский эгоцентризм даже в шестьдесят лет. Как же она меня раздражала. Отвратительная дочь, отвратительная мать, типичный потребитель, которому что-то должен весь мир и перед которым все виноваты. Как и её психотерапевт, я пыталась найти какие-то предпосылки для такого мерзкого поведения, но нет. В общем, подобно присяжным в голове Виолы, я нашла её оправдания неубедительными. Ближе к финалу Виола вроде попыталась что-то исправить хотя бы в отношениях с собственными детьми, но в раскаяние я тоже не поверила. Скорее это был страх, ужас перед одинокой старостью, домом престарелых, куда ее собственные отпрыски благополучно сдадут её, как она поступила со своим отцом, и забудут о посещениях. И это было бы справедливо с учётом того, какой матерью она была и какое экстремальное детство устроила своим детям. Очень жалко было их, особенно Санни, который прошёл курс выживания ещё и с отцом-наркоманом. История с поездом вообще вызвала бурю возмущения, бывают же больные ублюдки, однако.

Понравилось, что автор подняла не только тему войны, устроив настоящий экскурс в жизнь пилотов и экипажей бомбардировщиков, но и тему жизни после, когда приходит понимание, что сверху, с немыслимой высоты, бомбы падали не только на стратегически важные объекты, но и на гражданское население. И война в любом случае далека от четкого деления на черное и белое. Выжить — тяжело, но и жить дальше — не так уж просто.