5 «ПРЯНИЧНЫЙ ДОМИК». АНАМНЕЗ. [ 16+ ]

Что сделали Гензель и Гретель? В оригинале девятнадцатого века (братья Гримм издали эту сказку в 1812 г.) немецкие «пионеры-герои»:
а) ослушались и обманули родителей: не умерли, как было надо, и даже в лесу заблудились не с первого раза – дорожку посыпали камешками и хлебными крошками, которые, правда, голодные птички склевали;
б) обгрызли чужое жилище и высосали окно;
в) объели и оставили голодной пожилую женщину, любезно их приютившую;
г) убили обожавшую их пожилую женщину – сожгли ее заживо в печке;
д) ограбили ту же несчастную пожилую женщину – обчистили ее дом, уволокли награбленное и счастливо проедали его до конца своих дней;
е) нанесли урон чести и деловой репутации покойной пожилой женщины, способствовав тому, чтобы ее считали «ведьмой» (обычное, впрочем, «алиби»).

Ван Гог. Хижина, 1885

Как ни пытались братья Гримм «смягчить» народные сказки, из песни слова не выкинешь. И слово это — «голод». И слово это — «есть».
Гензель и Гретель хотели есть. И сами были желанны.
Исследователи европейского фольклора склонны считать, что сюжет этой доброй немецкой сказки, с вариациями дошедшей даже до нас (Баба-Яга, «на лопату и в топку»), восходит к началу XIV века, к Великому Голоду 1315-17 гг., охватившему Северную Европу – сюжет 327 «Дети и Людоед» по классификации Аарне-Томпсона наблюдается именно в пострадавших странах.
Тогда, как и в других подобных случаях, нередки были крайние формы борьбы за жизнь, включая оставление детей, убийство, изгнание из дома лишних едоков, а также каннибализм, жертвой которого становились в первую очередь слабые и «ненужные» – дети и старики. Последние «все равно помрут», а дети… «живы будем если – новых сделаем». И любезная пожилая женщина тоже откармливала «два Г.» с намерением их съесть.

Алгоритм, похоже, универсальный. У нас тоже такое было – несмотря на гораздо более вертикальную, чем сейчас, «вертикаль». Вспомните хотя бы «коллективизацию». В городах были карточки и пайки, и парады упитанных физкультурников – на селе же, где хлеб изымался под ноль, страшные вещи творились. За два года только на Украине умерло не менее двух миллионов человек. По России, как водится, цифры «оценке не поддаются».
Реакция власти на «пряничный домик» тех лет сводилась к расстрелам на месте или в ближайшем овраге пьяных от насыщения людоедов, если их застигали «врасплох», обычно целыми семьями. Детей же, которых крестьяне из вспухших от голода деревень всеми правдами и неправдами «подкидывали» в города, собирали и вывозили в леса работники ОГПУ.
Опершись на переходящие грабли, Мао воспроизвел катастрофу в начале Большого Скачка. Когда – при заполненных рисом, но запертых, показателей ради, государственных закромах – за три года от голода умерло около 30 миллионов...

Европа тоже не всю жизнь была нынешней белозубой старушкой, осыпающей внуков ароматною сдобой, сырами и кофеями.
Европа голодала не однажды. По-крупному и по мелочи, относительно краткими катастрофами и планомерно, веками – откуда европейский культ селедки? картофеля, прижившегося мгновенно?.. Только во Франции и только в XIV веке откровенно голодным был 21 год из ста.

Ван Гог. Едоки картофеля, 1885.

Но народы, имеющие шанс выжить и дожить «до пенсии» в своем уме, объединяет стремление… как бы это сказать?.. «забывая, помнить». То есть, помнить и не помнить одновременно.
Народ, в отличие от частного лица, не может себе позволить полностью заблокировать, исключить из душевного и мыслительного обихода наиболее жуткие, унизительные, болезненные эпизоды своей истории, вспоминать о которых невыносимо – так, как это делает любой из нас применительно к собственной жизни.
Частным образом мы не думаем о своей самой страшной боли, самой жуткой ошибке или фиаско неотступно, ежесекундно, не держим их на переднем плане сознания. Напротив, даже решив обратиться к этим воспоминаниям, мы упираемся в толстенную сейфовую дверь, какие в фильмах подрывают динамитом – за которую память прячет от нас полную картину происшедшего. И, как правило, повозившись минуту с замком, мы предпочитаем отступить, благоразумно. Ибо, если эту дверь держать открытой или вовсе ее не иметь, жить «нормально» будет невозможно.
Народ не может себе позволить такую степень «блокировки». Напротив, с разной частотой умный и сильный народ возвращается к этой двери, просматривает и поправляет подробную опись запертого и, что самое главное, пусть «по праздникам», но устраивает за дверь экскурсии для своих детей.
И эти «экскурсии» — сказки.

EZ