5

Действительно, эта книга из тех, которые светятся и дают вчитываться, никуда не гонят и ничему не препятствуют. Не будучи художественной по жанру, она художественная по чистоте и красоте момента жизни. Написана очевидцем — и не монахом, а студентом, тогда не слишком верующим, пытающимся все объяснить с точки зрения науки и хранящим светские предубеждения (монахи — лентяи?!).
Этой книгой И. Шмелев вспоминает сорокалетней давности поездку на Валаам (ездил с женой просто так, «ни за чем») и, как будто удивляясь, нет-нет да и сравнивает: чего не понимал тогда, чего так и не понял за всю жизнь, а в чем утвердился. Рассказал о неземной жизни на земле так, что нет сил быстро закрыть книгу. Не отпускает, осмысливается.
Особенно мне думается об «отсеянных» и «неотсеянных»:

Люди здесь не обычные, как везде: здесь подбираются «по духу», — кто-то нам говорил», — как «сквозь решето отсеяны».
Люди меняться могут! Что-то есть в людях разного... В деревне, откуда был родом Дамаскин, славный игумен Валаама, были другие мальчики, но они не пошли искать, а вот Дамиан пошел, — «сквозь решето отсеялся». Значит, есть что-то в человеке, что тянется к святому, ищет. Особенное... душа? — то, что не умирает, как верят эти отшельники...

И мне эта мысль не дает покоя, восхищает, как Бог дает человеку такое предназначение и особое Свое благоволение, и как человек вдруг обнаруживает его в себе. Мирскому жителю кажется, что такой человек истязает себя зря, умерщвляет плоть во имя химеры, что он просто-напросто глуп. Но может ли ответить мирской житель, почему даже тело Божьего подвижника после смерти остается нетленным? Не то ли особое здесь, что церковь называет «наградой на небесах», не знак ли вечности верной Богу души?

Шмелеву, однако, и вот что было заметно:

Этот был обыкновенный, до мира жадный, с живыми, даже горячими глазами, — «неотсеянный»: так и останется «в решете».

Еще в этой книге видна полная бессмысленность агрессии: звери на острове непуганые, а в хозяйстве нет даже кнута, чтобы стегать лошадей. Лошадь — она слово понимает, а с молитвой доброе дело легче пойдет, зло в помощь ему — не требуется.
Книга меня так захватила (охватила даже), наверное, еще и благодаря синхронности. В том смысле, что если какое-то новое знание или чувство появились сегодня и оставили след, то в самое ближайшее время они непременно напомнят о себе вновь — из других источников, и появятся уже узнаваемыми, отзывающимися в душе. «Старый Валаам» оказался прочтенным мной после «Несвятых святых» и фильмов о монастырях, после богослужений и дальней поездки через леса, и от этого отзывается еще мощнее, в тон. Все слова из песнопений, которые цитирует Шмелев, я знаю, читаешь — и сердце бьется чаще. Раньше была уверена, что если уж ехать куда-то, — то в Грецию, в Париж, да мало ли куда... А сейчас — не смейтесь — стало позарез необходимо увидеть Валаам, пусть и не именно тот, старый, шмелевского времени (тот был разрушен в ХХ веке), но все же Валаам. Может, когда-нибудь удастся.
Хочу присоединиться к призыву Inok (которому я очень благодарна), автора первой рецензии: прочитайте «Старый Валаам»!
Свет тихий льется.