5

Откровенно говоря, если б я стал читать данный роман Хуснутдинова до того, как прочел "Столовую Гору", мое заключение, как и чтение, было бы кратким до невозможности: многа букав, ниасилил и т. д. В общем, стандартный рефлекс-выброс особо не утруждающего себя жанрового читателя.

Своими измышлениями по поводу прочитанного я решил разродиться не потому, что они кажутся мне ценными, а потому что в последнее время напарываюсь в сети на отзывы чтецов, которые есть точная копия меня самого, точней, меня - гипотетического перца, взявшегося за "Данайцев" как за НФ и заработавшего эмоциональный ступор. На этот счет я уже спорил с фанткритиком Владимирским, поэтому заранее извиняюсь за цитирование кое-каких своих мыслей, которые высказал в его ЖЖ в свое время. Последней каплей в мелкой чаше моего критического терпения стал отзыв очередной попавшей мимо денег чтицы, отметившейся насчет "Данайцев" в связи с публикацией библиографии Хуснутдинова на Фантлабе: "ожидала хорошей научной фантастики, а получила мутную фантасмагорию". Эту жалобу, смоченную слезой обманутых клиентских ожиданий, я считаю в случае Хуснутдинова - как и любого другого "неудобного" писателя - краеугольным моментом для его неблагодарного, то есть жанрового, то есть "не его" читателя.

Так вот: "Данайцы", естественно, никакая не фантастика на том простом основании, что фантастического допущения, такого, чтобы входило в противоречие с законами физики или хотя бы действующего социума, в романе нет ни одного. Называть же его фантасмагорией потому, что в нем присутствуют описания бредовых видений главного героя, все равно что называть ненормальным того, кто имеет смелость пересказывать свои сны. Владимирский пеняет "Данайцам" за абсурд и "ослабление причинно-следственных связей", но это обвинение имело бы силу только в случае, если бы "Данайцы" представляли из себя беллетризованное сновидение, по типу, например, "бесконечных" сновидческих "протоколов" Кафки. Сюжет "Данайцев" вполне логичен, последователен, если угодно, строг, и никаким Кафкой тут даже близко не пахнет. Да, интрига у Хуснутдинова реализуется методами, о которых НФ-читатель и вообще жанровый читатель имеет часто самое отдаленное представление. Это и нелинейный, "пятящийся" во времени рассказ, это и не четко обозначенные, смазанные границы между периодами бодрствования и периодами беспамятства главного героя, когда нельзя точно зафиксировать "точки" засыпания и пробуждения, это и не характерное, даже вредное для жанра (но обязательное для психологической прозы) пристальное внимание к деталям, к характерам и, главное, к языку.

Сценой, вносящей "Данайцев" в разряд абсурда, Владимирский считает сцену, когда главные герои после старта обнаруживают в нижних отсеках своего КЛА набитый всяким хламом "подвал", настоящую строительную свалку. Для простодушного читателя тут ничего не стоит поддаться настроениям самих персонажей, которые, естественно, переживают свое "подвальное" открытие как абсурд. Но присутствие абсурдистского элемента в прозе не делает ее абсурдом так же, как способность к сновидению не делает человека психом. На повествовательном уровне в "Данайцах" абсурдистский элемент и помечается как абсурдистский, а то, что кажется сначала абсурдом персонажам и читателю, по ходу сюжета, тот же "подвал", получает вполне себе заземленные, пусть и не разжеванные и не разложенные по тарелочкам, мотивировки. В детективе сформировался целый поджанр, который по логике Владимирского, следует также записывать в абсурд. Но поджанр этот называется иначе. "Невозможное преступление", или "убийство в запертой изнутри комнате". Обнаружить труп со следами насильственной смерти в закрытом изнутри помещении - абсурдно только на первый взгляд. Абсурд здесь имеет место как переживание, казалось бы, противоречащей всяческой логике сцены. Мало того что это шоковый прием, призванный "зацепить" читателя, это еще и сложная, требующая недюжинного писательского мастерства задача, которую фантаст не столько решает, сколько упраздняет, то есть решает "мошеннически", объясняя невозможное невозможным (каким-нибудь нуль-пространственным переходом), а детективщик решает "по-джентльменски", сводя невозможное к пусть из ряда вон, но рациональному объяснению. Подвал-захоронение в "Данайцах" получает именно такое, рациональное, а не "мошенническое" объяснение. Что, кстати, есть еще один плюс за то, чтобы вычеркнуть роман из фантастического жанра.

Основное проблемное поле, в котором реализуется сюжет "Данайцев" - не участие героев в "космической афере", а их взаимоотношения. Сюжетная линия главного героя – это его попытки разобраться не столько в хитросплетениях Проекта, сколько в личности своей супруги. Ключ к разгадке личности жены, если такой сыщется, для главного героя служит ключом и ко всем остальным загадкам Проекта. Он, "тряпка", сообщается с внешним миром только при "посредстве" супруги, которая как личность сильнее и цельнее его на порядок. В этом свете выглядит уместной аналогия романа с чеховским рассказом "Жена". Там, если кто помнит, тоже было два сюжета, как бы вложенных один в другой – эпопея со спасением голодающей деревни, в которую (эпопею) главный герой втягивался только потому, что это был для него шанс вернуть себе расположение супруги, шанс вдохнуть новую жизнь в когда-то счастливый брак. И как фоном подается в "Жене" вся канитель с кормлением голодающих, так фоном подается в "Данайцах" история с Проектом, которую "жанровый" читатель, естественно, принимает за главную сюжетную линию. Линия эта закономерно кажется ему недоработанной, а то, что но считает второстепенным - взаимоотношения ГГ и жены – только затемняющими и тормозящими основное действие. Тем не менее, и эта второстепенная линия, данная беглыми штрихами, представлена исчерпывающе. Например, "абсурдность" сцены с "подвалом" и с обнаруженными в подвале трупами к концу книги испаряется совсем. Логика такого превращения пусть оказывается большей частью "под катом", в тени основного повествования, но вполне себе доступна и не так уж и сложна, если задуматься. Проект - пыль в глаза налогоплательщикам. Бюджет для распила. Полет к Юпитеру - фиктивный. Соответственно, и корабль - не столько КЛА, сколько более-менее приличествующая кораблю оболочка, модель корабля, управляемая дистанционно, положенная к уничтожению после состыковки с американским двойником. Подвал - балласт, могила, шкаф со скелетами, от которого следует во что бы то ни стало избавиться. Тут еще немаловажно то обстоятельство, что ГГ, от лица которого ведется повествование, не какой-то там демиург, друг автора, а по сути подопытная крыса, знающая только то, что она слышит и видит - а видит и слышит она, даже находясь внутри Проекта, немного.