5 Спойлер Лолита: рецензия. Или почему вы поняли эту книгу неправильно

А я стою в белом пальто красивый:) Заголовок кликбейтен, мнение субъективно, рецензия местами занудна и избыточно дотошна, но это необходимо.

Первая оговорка:
Я не литературовед, и тем более я не набокововед. До “Лолиты” я читал у Набокова только “Машеньку” и остался в восторге от стиля и языка. После этого для себя я даже ввел характеристику - “набоковский язык”, которой я награждал особенно красиво написанные книги. После “Машеньки” я внес Набокова в число эстетов и “убрал в глубокий ящик”, откуда собирался достать в случае острой потребности в прекрасном.
Это значит, что я недостаточно хорошо знаком с его стилем, с особенностями его произведений, поэтому, есть вероятность, что при разборе я могу упустить какую-то важную черту его творчества либо что-то некорректно трактовать. Буду рад комментариям и поправкам.

Вторая оговорка:
Несмотря на то, что я сказал в первой оговорке, я с самоуверенностью дилетанта заявляю, что большАя, если не бОльшая часть критики неверна и трактует книгу неправильно, в неверном свете. Поэтому здесь я постараюсь достаточно подробно изложить свои мысли, подкрепляя их цитатами из книги и других источников. Из-за этого материал может оказаться длиннее и скучнее, но без это никак не обойтись.

Третья оговорка:
Спойлеры. На самом деле, это тот редкий случай, когда я не уверен, что спойлеры гарантированно повредят. Тем не менее, я предупреждаю, что здесь будут раскрыты многие сюжетные детали, а некоторые сюжетные интриги будут неинтересны после этого, однако это как раз тот случай, когда сюжет - это не главное.

“Лолита” Владимира Набокова относится к тем произведениям, о которых, даже не читая, слышали почти все. Имя главной героини стало нарицательным, в Японии в честь нее даже назвали направление в манге, где герой испытывает любовный или сексуальный интерес к маленьким девочкам.
Тем не менее, число людей, которые читали книгу, гораздо меньше числа людей, которые книгу обсуждают. А из тех, кто читал, мало кто пробрался глубже истории, описанной в аннотации. Благодаря всему этому у книги появилась аура, из-за которой одни книгу не читают (как и я долгое время), другие читают с предубежденностью. Эта предубежденность мешает смотреть на книгу трезво.
Чтобы разобраться, что такое Набоковская “Лолита”, давайте сначала попробуем разобраться, как ее воспринимают многие другие.

1. Лолита - это порнороман (или эротический роман)
Самая примитивная позиция, которая, тем не менее, очень популярна. “Лолиту” обвиняют в безнравственности, пошлости (это обвинение особенно забавно, дальше мы разберем почему), вульгарности и тд
Из этой позиции родился японский “лоликон”. Благодаря этому соблазнительницы во многих фильмах для чтения выбирают именно этот роман. Надо заметить, что при всей пошлости образа такой соблазнительницы он все равно становится более утонченным, чем если бы ей действительно дали в руки какой-то порнороман.
“Лолита” не является эротическим произведением хотя бы потому, что в ней в общем-то нет сцен секса. Есть сцены прелюдий, есть намеки на секс - но самого секса нет вовсе. Да и весь, условно говоря, эротический контент занимает незначительную часть книги .
Предполагаю, что славу порноромана “Лолита” получила отчасти благодаря Набокову, который, во-первых, все-таки стилизовал свою книгу под этот жанр, во-вторых, потому что первая публикация была сделана в издательстве, специализирующемся на такой литературе. А дальше мировая ханжеская ложа купилась на “утку” писателя и заклеймила книгу клеймом откровенной вульгарной беллетристики.
Итак, “Лолита” - не эротическая литература.

2. Лолита - сублимация собственных извращений автора
Эта позиция несколько близка к предыдущей. Набоков в книге очень подробно и качественно описывает мысли и чувства педофила, поэтому у многих читателей невольно появляется мысль, что автор и сам “любил маленьких девочек”. И если не в действительности, то на бумаге, чем, может быть, спас отдельных “нимфеток” от похищений и изнасиловний.
Такой позиции придерживается, например, известный современный литературовед, поэт и писатель Дмитрий Быков в своей лекции по “Лолите”. Быков начинает с этого лекцию, уделяет теме много внимания, буквально пытается убедить слушателей, что если бы не литература, Набоков бы ловил не только бабочек.
В подтверждение своих слов он приводит то обстоятельство, что тема любви к взрослому мужчине уже не раз поднималась в произведениях Набокова, например, в “Камере обскура” или в “Волшебнике”.
По этому поводу хочется сказать следующее. Во-первых, Набоков в послесловии к американскому изданию “Лолиты” лично опроверг такую позицию. Во-вторых, насколько мне известно, никаких намеков на подобное поведение никто из адекватных биографов Набокова не обнаружил. В-третьих, когда писателя волнует какая-то тема, он может прорабатывать ее в разных произведениях, пытаясь дать ей то выражение, какое он задумал. В более поздних произведениях писатели используют наработки более ранних. Поэтому неудивительно, что “отголоски “Лолиты”” можно встретить в других книгах писателя. В-четвертых, хорошего писателя отличает умение выражать на бумаге собственные переживания, гениального писателя отличает умение понять и передать переживания других людей, причем максимально далеких по характеру, вкусам и взглядам. Поэтому подозрение в сублимации Набоковым собственных извращений говорит либо о недалекости критика, либо о сомнении в писательских способностях Набокова.
Итак, “Лолита” - это не сублимация собственных извращений.

3. “Лолита” - это нравственное поучение.
Такой позиции придерживаются очень многие критики. Тот же Быков в своей лекции называет Набокова моралистом. Похожей позиции придерживается Александр Долинин, литературный критик, чьи работы по творчеству Набокова можно почитать на “Арзамасе”.
Такой же позиции придерживается и Джон Рэй… персонаж “Лолиты”. Да, в предисловии к роману, написанному от имени психиатра Джона Рэя, говорится о важных нравственных ценностях и посылах романа.
И многие критики радостно соглашаются с такой позицией, забывая, что персонажи-резонеры в хорошей литературе уже давно канули в Лету. Да и сам Набоков в послесловии к американскому изданию “Лолиты” писал:

Я не читаю и не произвожу дидактической беллетристики, и, чего бы ни плел милый Джон Рэй, "Лолита" вовсе не буксир, тащащий за собой барку морали.

Рэй, как и многие другие персонажи романа, утрирован до гротеска, а вот для чего это сделано - мы поговорим ниже.
Итак, “Лолита” - это не нравственное поучение.

Тем не менее, нельзя говорить, что книга вообще не имеет никакой морали. Просто она не бьет в лоб, а пробирается в голову читателя исподволь.

4. “Лолита” - это история о совращении малолеткой взрослого мужчины
Неожиданно, очень популярная трактовка. Она, мне кажется, находится в одном ряду с известным тезисом “сама виновата”, который употребляют по отношению к жертвам сексуальных преступлений.
Некоторые отмечают, что Лолита использует Гумберта, а он все время тратит, чтобы обустроить ее жизнь.
Такой трактовке способствует очередная “уловка” автора, прием, который называют “ненадежный рассказчик”. Повествование в “Лолите” ведется от первого лица, и обычно в таких случаях мы имеем дело с честным рассказом героя, будто ему вкололи сыворотку правды. То есть герой в той информации, которую он доносит до читателя - максимально честен. Он может заблуждаться, и это заблуждение будет передано читателю, на чем скорее всего будет построена одна из интриг произведения (этим часто пользуются, например, в детективах), но он не будет врать читателю.
Избалованные такой формой подачи рассказа, мы не предполагаем, что герой, изливающий душу в течение нескольких сотен страниц, некоторые события приукрашивает, о чем-то умалчивает, а местами попросту врет.
Меж тем в “Лолите” Гумберт - это как раз типичный “ненадежный рассказчик”. К каждому его слову нужно относиться со скепсисом следователя. Важно понимать мотивы героя. И здесь по тексту проскальзывает несколько деталей, на которые почему-то многие не обращают внимания:

Уважаемые присяжные женского и мужеского пола! Экспонат Номер Первый представляет собой то, чему так завидовали Эдгаровы серафимы - худо осведомленные, простодушные, благороднокрылые серафимы... Полюбуйтесь-ка на этот клубок терний.

У меня, впрочем, никаких нет иллюзий. Мои судьи усмотрят в вышесказанном лишь кривлянья сумасшедшего, попросту любящего le fruit vert. В конце концов, мне это совершенно все равно. Знаю только, что пока Гейзиха и я спускались по ступеням в затаивший дыхание сад, колени у меня были, как отржкение колен в зыбкой воде, а губы были как песок.

Хочу, чтобы мои ученые читатели приняли участие в сцене, которую собираюсь снова разыграть; хочу, чтобы они рассмотрели каждую деталь и сами убедились в том, какой осторожностью, каким целомудрием пропитан весь этот мускатно-сладкий эпизод - если к нему отнестись с "беспристрастной симпатией", как выразился в частной беседе со мной мой адвокат. Итак, начнем. Передо мной - нелегкая задача.

"Ax, это пустяк!" и стала корячиться и извиваться, и запрокинула голову, и прикусила влажно блестевшую нижнюю губу, полуотворотившись от меня, и мои стонущие уста, господа присяжные, почти дотронулись до ее голой шеи, покаместь я раздавливал об ее левую ягодицу последнее содрогание самого длительного восторга, когдалибо испытанного существом человеческим или бесовским.

Господа присяжные! Не могу поклясться, что некоторые действия, относившиеся так сказать - простите за выражение - до синицы в руке, не представлялись и прежде моему рассудку.

внезапно, господа присяжные, я почуял, что сквозь самую эту гримасу, искажавшую мне рот, усмешечка из Достоевского брезжит, как далекая и ужасная заря.

Господа присяжные, милостивые государи и столь же милостивые государыни! Большинство обвиняемых в проступках против нравственности, которые тоскливо жаждут хоть каких-нибудь трепетных, сладко-стонущих, физических, но не непременно соитием ограниченных отношений с девочкой-подростком - это все безвредные, никчемные, пассивные, робкие чужаки, лишь одного просящие у общества, а именно: чтобы оно им позволило следовать совершенно в общем невинным, аберративным, как говорится, склонностям и предаваться частным образом маленьким, приятно жгучим и неприятно влажным актам полового извращения без того, чтобы полиция или соседи грубо набрасывались на них.

И тут я зарыдал. Господа и госпожи присяжные, я зарыдал!

Присяжные! Если бы мой восторг мог звучать, он бы наполнил эту буржуазную гостиницу оглушительным ревом

Я должен был знать (по знакам, которые мне подавало чтото внутри Лолиты, - настоящая детская Лолита или некий изможденный ангел за ее спиной), что ничего, кроме терзания и ужаса, не принесет ожидаемое блаженство. О, крылатые господа присяжные!

Девственно-холодные госпожи присяжные! Я полагал, что пройдут месяцы, если не годы, прежде чем я посмею открыться маленькой Долорес Гейз; но к шести часам она совсем проснулась, а уже в четверть седьмого стала в прямом смысле моей любовницей. Я сейчас вам скажу что-то очень странное: это она меня совратила.

Лишил ли я ее девственности? Милостивые государыни, чуткие госпожи присяжные: я даже не был ее первым любовником!

Мой адвокат советует мне дать отчетливое и прямолинейное описание нашего маршрута, и теперь я, кажется, достиг точки, где не могу избежать сей докуки.

Перебирать эти светлые мелочи побуждает меня главным образом желание доказать моим судьям, что я прямо из сил выбивался, чтобы доставить моей Лолите всевозможные удовольствия.

Я приложил все старания, господин судья, чтобы разрешить проблему "кавалеров". Вы не поверите, но каюсь, я даже почитывал местную газету, "Бердслейскую Звезду", где была рубрика "Для Юношества", чтобы выяснить, как мне себя вести!

Вы можете глумиться надо мной и грозить очистить зал суда, но, пока мне не вставят кляпа и не придушат меня, я буду вопить о своей бедной правде.

По причинам, которые могут показаться более очевидными, чем они есть на самом деле, я против смертной казни; к этому мнению присоединятся, надеюсь, мои судьи. Если бы я предстал как подсудимый перед самим собой, я бы приговорил себя к тридцати пяти годам тюрьмы за растление и оправдал бы себя в остальном.

Гумберт по тексту часто обращается к присяжным и судьям. Это, конечно, можно воспринимать как фигуру речи, подразумевая, что под “присяжными” и “судьями” герой имеет ввиду любого читателя, который так или иначе будет оценивать его поступки. Можно расценивать это как присказку, вроде тех, что говорил Остап Бендер (“Лед тронулся, господа присяжные заседатели…”). Но то обстоятельство, что Гумберт пишет (или дописывает) свои заметки, сидя в тюрьме в ожидании суда, и по тексту упоминает советы адвоката, заставляет меня предположить, что обращения к “присяжным” и “судьям” адресованы именно участникам судебного процесса. То есть по большому счету это обращение подсудимого к лицам, ответственным за вынесение вердикта (виновен/невиновен) и приговора. Как вы считаете, будет такое обращение максимально правдивым и честным?
Среди вышеприведенных цитат есть и та, где Гумберт говорит о том, что Лолита его совратила, а не он ее. Он на этом особенно концентрирует внимание присяжных. Для него важно убедить в этом их.
Давайте подумаем, может ли двенадцатилетняя девочка совратить вменяемого взрослого мужчину? Даже при наличии каких-то знаков внимания или сексуального интереса со стороны малолетнего, ответственность лежит на взрослом, как на человеке с более развитой волей и способностью нести ответственность за свои поступки. Любые попытки оправдаться - это попытка уйти от ответственности.
Итак, “Лолита” - это не история о совращении малолеткой взрослого мужчины.

5. “Лолита” - это драма о несчастной запретной любви.
Не уверен, что смогу достаточно убедительно доказать, что Гумберт не любил Лолиту, также как и вряд ли мне смогут доказать обратное, потому что здесь придется вступить в бесконечный и бессмысленный спор, что такое любовь. Тем не менее отмечу, что Гумберт будучи “в отношениях” с Лолитой, не упускает случая поподгладывать за другими “нимфетками”. Гумберт ограничивает Лолиту в развлечениях, в общении, в развитии, при этом руководствуется не ошибочно благими намерениями, а ревностью и страхом уголовного преследования. Он мучает ее, заставляет удовлетворять его сексуальные фантазии. В моем понимании такое поведение нельзя назвать любовью.
Мне кажется, здесь можно говорить о страсти или даже пристрастии Гумберта, о его разрушающей зависимости, вроде алкоголизма.
Иногда, пытаясь доказать “любовь” Гумберта к Лолите, приводят в пример финал книги, где якобы Гумберт раскаивается, якобы его зависимость и страсть сменяется настоящей любовью, но без какой-либо надежды на взаимность.
Такой аргумент мне тоже кажется сомнительным. Во-первых, как я уже говорил, Гумберт описывает события из расчета, что это прочтут “присяжные”, поэтому его искреннее раскаяние и “настоящая” любовь должны быть подвергнуты сомнению, как и все в книге. Во-вторых, в сценарии к фильму “Лолита”, написанном лично Набоковым для режиссера Стэнли Кубрика, но так и не перенесенный в полном объеме на экран, есть любопытная сцена. В ней Гумберт, уже потерявший Лолиту, ужинает дома у своих коллег. Внезапно появляется их дочь, типичная “нимфетка”, но Гумберт никак на нее не реагирует, “и только в последний момент, когда она поворачивается, чтобы уйти, а он вновь откидывается в кресле с кусочком снеди, взятом с общей тарелки с закусками, он позволяет себе один короткий, грустный, тускло-горящий, по-тигриному быстрый взгляд”
После ужина коллеги предлагают Гумберту провести отпуск с ними и их дочерью, на что Гумберт про себя замечает:

Как, опять? Старые муки? Это гибельное колдовство? <...> Я так одинок и так пьян. Старая история. Убить Фрэнка, жениться на Диане, утопить Диану, удочерить Нину, покончить с собой. О моя Лолита, Лолита, Лолита…

По моим ощущениям, это говорит о том, что Гумберта истощила его зависимость, он устал, он изможден. И ни о какой любви тут речи нет.
В конце романа Гумберт пишет:

покуда у меня кровь играет еще в пишущей руке, ты остаешься столь же неотъемлемой, как я, частью благословенной материи мира, и я в состоянии сноситься с тобой, хотя я в Нью-Йорке, а ты в Аляске

То есть вполне недвусмысленно говорит, что ему нужно от Лолиты.
Повторюсь, что у каждого свое понимание любви, но исходя из всего перечисленного, я считаю, что
Лолита - это не драма о несчастной любви.

6. Лолита - это драма о насилии
В противоположность к двум предыдущим версиям есть еще одна, по моим ощущениям, не такая популярная раньше, но сейчас на волне “Новой этики” набирающая популярность. Ее сторонники считают, что “Лолита” - это история о физическом и психическом насилии взрослого мужчины над малолетней несформировавшейся девочкой. Эта позиция перекликается с идеей о нравственном поучении.
Действительно, насилие в книге есть, как бы не пытался ненадежный рассказчик его спрятать. Но это не становится центральной темой книги.
Если бы автор стремился рассказать о проблеме насилия, то сама форма повествования скорее всего была бы выбрана иначе. Рассказчиком могла быть сама Лолита, полицейский или повествование велось бы от третьего лица.
Но фокус от всего этого смещен, потому что автор не хочет концентрироваться на насилии. Из-за этого, в частности, Набокову часто предъявляют претензии, что он не обозначил свое четкое негативное отношение к педофилии. Такой позиции у автора нет потому, что и не должно быть. Лермонтов в “Герое нашего времени” не осуждает явно дуэли, а Фицджеральд в “Великом Гэтсби” - бутлегерство, хотя и то, и другое - зло и в определенной мере двигало сюжет.
Поэтому:
Насилие не является центральной темой Лолиты.

В развитие этого пункта хочу еще сказать об одной конспирологической версии судьбы Лолиты.
Литературный критик Александр Долинин в статье “Чем на самом деле заканчивается «Лолита»?”, которую можно прочесть на сайте “Арзамаса”, развивает теорию о том, что Лолита на самом деле умерла от болезни в Эльфинстоне. А похищение Куильти, поиски, беременность Лолиты и убийство Куильти - это лишь игра больного воображения обезумевшего от горя Гумберта.
Критик утрирует набоковского “ненадежного рассказчика”, подозревая его не только в искажении и перевирании некоторых фактов, но и откровенной выдумке финала. Долинин отмечает ряд хронологических несостыковок, которые были сохранены Набоковым при переиздании и при переводе на русский язык (в то время, как ряд других были исправлены). Так, вызывает сомнения срок написания “исповеди” - 56 дней. Кроме того, расчет этих 56 дней приводит к пониманию, что Гумберт начал писать рукопись еще на свободе. И наконец, в русскоязычную версию “Лолиты” Набоков в финальный монолог Гумберта добавил фразу “хотя я в Нью-Йорке, а ты в Аляске” (отрывок из монолога цитировался в предыдущем пункте). По мнению критика это намекает на то, что персонаж никуда не выезжал из своей квартиры в Нью-Йорке, и на момент написания финала рукописи он также не в тюрьме и не в психиатрической лечебнице.
Сопоставив все это с намеками в романе на болезнь Лолиты, с аллюзиями “на литературные тексты, в которых героиня/герой погибает в юном возра­сте: на «Короля Лира» Шекспира, на «Лесного царя» Гете — Жуковского, на трагедию «Король забавля­ется» Гюго”, критик приходит к выводу, что “в романе может быть спрятана еще большая трагедия, нежели та, которая лежит на поверхности”. А именно - смерть Лолиты в больнице в Эльфинстоне.
По моему мнению, это противоречащий роману домысел. Хронологические несостыковки, отличия редакций “Лолиты” - это любопытные детали, о смысле которых можно дискутировать. Но судьбу Лолиты раскрывает, во-первых, доктор Рэй в предисловии к роману, где также утверждает, что рукопись была написана Гумбертом именно в тюрьме. Во-вторых, о судьбе Лолиты говорит сам Набоков в послесловии к американскому изданию романа. И обе эти версии никак не связывают смерть Лолиты с событиями в Эльфинстоне.

7. “Лолита” - это трагедия.
Мы наконец подошли к главному заблуждению большинства читателей. Уже упомянутый Дмитрий Быков назвал “Лолиту” самой грустной книгой двадцатого века. Родион Щедрин, композитор поставивший по роману Набокова одноименную оперу, считал книгу трагической.
Обычно, если человек пробивался через предубеждение к роману, он воспринимал эту книгу как печальную и мрачную повесть, как трагедию. И здесь-то, как мне кажется, кроется главная ошибка читателя.
Я убежден:

Лолита - это комедия.

Лолита - это гротескная, сатирическая, а иногда даже эксцентрическая комедия. Причем комедия многослойная. Юмор и сатира здесь заложены как в содержание романа, так и в саму его форму. Давайте разбираться.
Первый слой заложен в сути “ненадежного рассказчика”. Главный герой, Гумберт Гумберт, высокообразованный сноб. Набоков устами своего героя высмеивает очень много разных явлений, например, русских эмигрантов.

“на самом деле, вероятно, не что иное, как русская мещанская вежливость (с примесью пожалуй чего-то азиатского), подвигло доброго полковника <...>, очень чопорного человека, как все русские, на то, чтобы справить интимную нужду с приличной беззвучностью, не подчеркнув малую площадь чужой квартиры путем низвержения громогласного водопада поверх собственной приглушенной струйки”

психиатров и психологов:

“А после этого я еще прикинул недельку единственно ради того, чтобы иметь удовольствие потягаться с могучим новым профессором <...>, которые славился тем, что умел заставить больного поверить, что тот был свидетелем собственного зачатия”

Гольф:

“Он мне прописал самое сильное из существующих снотворных. Посоветовал играть в гольф”

Свадьба:

“Когда невеста - вдовица, а жених - вдовец; когда она прожила в “нашем славном городке” меньше двух лет, он - не больше месяца; когда мосье ждет не дождется, чтобы кончилась глупая канитель, а мадам уступает ему со снисходительной улыбкой; тогда свадьба обыкновенно бывает довольно “скромная””

Секс на природе:

“в американской глуши любитель вольного воздуха не найдет таких удобных возможностей предаться самому древнему из преступлений и забав. Ядовитые растения ожгут ягодицы его возлюбленной, безыменные насекомые в зад ужалят его”

Соседи по улице:

“Неизбежно было, чтобы завелись личности, встречающие вас учтивым лаем метеорологических приветствий”

.
и тд

Гумберт зло и саркастически высмеивает других персонажей (например, Шарлотту Гейз), места, где бывает и социальные явления. Отдаленно по стилю это напоминает известный классический комедийный роман “Трое в лодке, не считая собаки" .

Второй слой - это события, происходящие с персонажами, в особенности - с Гумбертом.
Как мы помним, Гумберт - высокообразованный сноб. Оттого еще комичнее смотрятся нелепые сцены, к которые он постоянно попадает.
Вспомните, например, два главных кульминационных эпизода - совращение Лолиты и убийство Куильти.
В первом случае герой всю ночь “пристраивается” к якобы усыпленной Лолите, но его постоянно пугает то стук лифта, то звуки туалета в соседнем номере. В конце концов он вообще засыпает.
Во втором случае, сцена, которая должна была выйти в духе нуарных детективов пятидесятых, вышла крайне пародийной. Сначала пьяный Куильти под дулом пистолета несет всякую околесицу, потом Гумберт, стреляя в упор, промахивается и теряет пистолет. Затем долго пытается его достать из-под шкафа, а Куильти предлагает ему помочь кочергой. Потом предполагаемая жертва садится за фортепиано и начинает играть мелодии.
Или вот еще сцена, которой нет ни в сценарии, ни в экранизациях, которая сюжетно не важна, поэтому о ней обычно забывают:

“милая Рита и я, проснувшись за полдень, увидели, что с нами в номере находится еще один человек, молодой бледный блондин, почти альбинос, с белыми ресницами и большими прозрачными ушами. Ни Рита в ее грустной жизни, ни я в моей никогда его не встречали. Весь потный, в грязном фланелевом комбинезоне, в старых походных сапогах на шнурках, он храпел на одеяле нашей двуспальной постели по другую сторону от моей целомудренной подруги. <...> Оказалось, что он совершенно потерял память. Говоря с акцентом, который Рита определила как “чисто бруклинский”, он обиженно инсинуировал, что мы (каким образом?) присвоили его (ничего не стоящую!) личность.”

Комедийный сцен, в том числе абсолютно новых, много в Набоковском сценарии. Часть из них, например, сцена с раскладушкой в гостиничном номере в ночь соблазнения, были перенесены Кубриком на экран. Некоторые сцены, придуманные уже Кубриком, например, сцена в ванной после смерти Шарлотты, были высоко оценены самим Набоковым.
Тем забавнее, что очень многие зрители осуждают фильм за эту непонятную комедийность.
В экранизации Эдриана Лейна (1997 год) была буквально воспроизведена одна сцена из романа:

“Я собрал одежду и облачился в пижаму с той фантастической мгновенностью, которую принимаешь на веру, когда в кинематографической сценке пропускается процесс переодевания”.

Если вы попробуете себе это представить, или посмотрите этот эпизод в фильме, вы обратите внимание, что он смотрится очень нелепо и комично. И в самой экранизации, которая вышла слишком пафосной и меланхоличной, очень режет глаза.

К третьему слою можно отнести все остальные комические элементы, связанные так или иначе с несоответствием ожиданий персонажей и действительности.
Здесь можно вспомнить сатирические описание Америки во время путешествий. Например, вывеска в одном из мотелей:

“Мы хотим, чтобы вы себя чувствовали у нас как дома. Перед вашим прибытием был сделан полный (подчеркнуто) инвентарь. Номер вашего автомобиля у нас записан. Пользуйтесь горячей водой в меру. Мы сохраняем за собой право выселить без предуведомления всякое нежелательное лицо. Не кладите никакого (подчеркнуто) ненужного мусора в унитаз. Благодарствуйте. Приезжайте опять. Дирекция. Постскриптум. Мы считаем наших клиентов Лучшими Людьми на Свете”

Или, на мой взгляд, восхитительные сцены, в которых Гумберт общается со администрацией школы для девочек, куда отдал Лолиту, чтобы свести к минимуму ее общение с мальчиками. Школьные учителя ему заявляют, что уделение внимания общению с молодыми людьми, а также половое воспитание - это одни из главных ценностей их учебного заведения.

”Она все еще маячит”, сказала мисс Пратт, представляя это маячение соответствующим движением корицей усеянных рук, “между двумя зонами, анальной и генитальной. В основе она, конечно, очаровательная-” Я переспросил: “Простите, между какими зонами?” “Вот это заговорил в вас старомодный европеец!”

Или эпизод, в котором Гумберт, только что поселившийся с Лолитой в новом городе, радуется виду из окна на играющих маленьких девочек. На следующий день этот вид загородили строительным забором, стройка за которым так и не начнется.

Таких чисто комедийных эпизодов в книге много. Они чередуются с саркастичными рассуждениями Гумберта создавая единую почти непрерывную сатирическую ткань романа.

Четвертый слой - это не совсем юмор, а скорее игра с читателем, эдакое подмигивание ему, а также многочисленные каламбуры, которые скорее не смешны, но остроумны. Сюда можно отнести многочисленные намеки или прямые указания на грядущие события, о которых читатель еще не знает и которые сможет распознать лишь при повторном прочтении. Самый яркий из них - это упоминание о судьбе Лолиты после событий романа в предисловии к самому роману, при этом упоминание сделано так, что читая книгу первый раз вы ни за что не догадаетесь, о ком речь.
Другой пример - это цитата из справочника о кинодеятелях, которую Гумберт приводит в начале романа. Гумберт пишет о нескольких кинодеятелях и акцентирует внимание на актрисе по имени Долорес, отмечая, что Лолита (полное имя которой - Долорес) могла быть на ее месте и что здесь “ослепительное совпадение, которое логике не терпит, а поэт обожает”. При первом прочтении совпадение видится в имени актрисы, как и расшифровывает сам Гумберт. При втором прочтении обнаруживаешь, что рядом с актрисой Долорес указан Клэр Куильти, один из ключевых персонажей романа. Тень Куильти еще много раз будет появляться в романе до его реального появления.
В этом отрывке есть еще одна любопытная деталь, которую тоже можно назвать “ослепительным совпадением”. В цитате про Куильти перечисляются его произведения: “Маленькая нимфа”, “Дама, Любившая Молнию”, “Темные года”, “Странный Гриб”, “Любовь отца”. По сути - это краткий пересказ первой половины романа. “Маленькая нимфа” - это первая любовь Гумберта, Аннабель, о которой он будет часто вспоминать. “Дама, Любившая Молнию” - это мать Гумберта, погибшая от удара молнии. “Темные года” - это первый брак Гумберта и его скитания по миру до знакомства с семейством Гейз, а “Любовь отца” - это, собственно, встреча с Лолитой. Только “Странному Грибу” я не нашел внятной аналогии, что, впрочем, может быть, сделано специально.
К четвертому слою можно отнести названия мотелей, в которых останавливались Гумберт и Лолита, в особенности гостиницу, где произошло совращение - “Приют Зачарованных Охотников”. Здесь к остроумной игре с читателем примешивается и ирония Набокова. Ведь зачарованным охотником себя мнит Гумберт и Клэр Куильти, который позже напишет одноименную пьесу.

Наконец, пятый слой. Это, возможно, самый неоднозначный и самый сложный слой (во всяком случае из тех, что мне удалось обнаружить). Если в предыдущих слоях автор смеялся, иронизировал, подшучивал над какими-то отвлеченными явлениями либо конкретными персонажами или событиями книги, то здесь Набоков смеется надо мной и тобой, дорогой читатель.
Вся книга построена по структуре шутки: установка (сетап) - кульминация (панчлайн). И в романе и в шутке кульминация должна переворачивать смысл установки и нарушать ожидания потребителя шутки.
Набоков прикармливает читателей различными установками. Например, он берет довольно скользкий сюжет о совращении взрослым мужчиной малолетней девочки; называет его “Исповедью светлокожего вдовца” (Подзаголовок романа), подражая названиям эротических романов; разбрасывает по тексту, особенно в первой половине романа, множество намеков на эротику (“... огонь моих чресел. Грех мой…”); публикует роман в издательстве, специализирующемся на порно литературе (Набоков, правда, утверждал, что сделал это случайно), а потом не выводит ни одной сексуальной сцены, а вместо героя любовника возбужденный читатель получает какого-то саркастичного сноба, вляпывающегося во всякие несуразные ситуации.
Или Набоков описывает убийство, которое начинается как классический триллер, но продолжается эксцентрической комедией.
Или вводит главного персонажа. Он - интеллектуал, разбирается в искусстве, красив собой, остроумен, много повидал, любим женщинами, уважаем в научном сообществе и… педофил.
Набоков использует избитые зарисовки и выворачивает их, ломая наши ожидания. Например, ткань динамичного повествования может быть порвана вставкой длинной дословной цитаты справочника или полного списка одноклассников Лолиты. Возмущенный читатель скорее всего пропустит эти досадные скучные вставки, а хитрый автор воспользуется этим и зашифрует в них какие-нибудь загадки.
Ожидая чего-то от “Лолиты”, ты можешь быть уверен, что не получишь этого. В этом, как мне кажется, главная шутка, а точнее главная насмешка Набокова. И в этом главная тема.

Лолита - это высмеивание пошлости.

Набоков, как я смог понять, изучая после чтения “Лолиты” его публицистику, часто так или иначе обращался к теме пошлости. Пошлость в понимании Набокова - это понятие более широкое, чем вульгарный эротизм, который обычно подразумевают люди. Набоков включал в это понятие банальность, предположение, что счастье можно купить или что покупка может как-то облагородить человека; желание быть со всеми, но и желание быть избранным; поверхностность и многое другое.

“Пошляк не увлекается и не интересуется искусством, в том числе и литературой — вся его природа искусству враждебна. Но он с жадностью поглощает всяческую информацию и отлично натренирован в чтении газет и журналов. Он ревностный читатель «Сэтердей Ивнинг Пост» и, просматривая газету, обычно отождествляет себя с героями передовиц. Представитель сильного пола воображает себя симпатичным судебным исполнителем или другой важной птицей, скажем, замкнутым холостяком с душой ребенка и игрока в гольф. Если это читательница — эдакая мещаночка, она видит себя в роли обворожительной, румяной, белокурой секретарши (с виду девчушка, в душе — благочестивая мать, сочетавшаяся законным браком со своим молодцеватым шефом)”

“В своей приверженности к утилитарным, материальным ценностям он легко превращается в жертву рекламного бизнеса. Сама по себе реклама может быть очень хороша — иные ролики поднимаются до настоящих высот искусства, речь не об этом. Суть в том, что реклама всегда играет на обывательской гордости обладания вещью, будь то комплект нижнего белья или набор столового серебра. Я имею в виду определенный тип рекламы.”

“У русских есть, вернее, было специальное название для самодовольного величественного мещанства — пошлость. Пошлость — это не только явная, неприкрытая бездарность, но главным образом ложная, поддельная значительность, поддельная красота, поддельный ум, поддельная привлекательность. Припечатывая что-то словом «пошлость», мы не просто выносим эстетическое суждение, но и творим нравственный суд. Все подлинное, честное, прекрасное не может быть пошлым. Я утверждаю, что простой, не тронутый цивилизацией человек редко бывает пошляком, поскольку пошлость предполагает внешнюю сторону, фасад, внешний лоск. Чтобы превратиться в пошляка, крестьянину нужно перебраться в город. Крашенный от руки галстук должен прикрыть мужественную гортань, чтобы восторжествовала неприкрытая пошлость.”

Все персонажи “Лолиты”, включая заглавную героиню, ее мать, подруг, Гумберта и Куильти, - это пошляки. При том, что Гумберт кичится своими знаниями, своей “культурностью”, он остается пошляком, как и Лолита, “идеальный потребитель рекламы”. Хотя в понимании Набокова такие пошляки, как Гумберт, гораздо хуже и опаснее.

“пошлость особенно сильна и зловредна, когда фальшь не лезет в глаза и когда те сущности, которые подделываются, законно или незаконно относят к высочайшим достижениям искусства, мысли или чувства”.

Написав “Лолиту” Набоков высмеял пошлость своих читателей, их поверхностность и безвкусие. А учитывая то, как книгу воспринимает большинство читателей до сих пор, насмешка Набокова явно удалась.
Теперь понимаете, почему обвинение со стороны читателей “Лолиты” в пошлости - по меньшей мере забавно?

“Твой юмор”, сказала Лолита, “положительно уморителен, драгоценный папаша”

Окончание рецензии в комментариях