1.5 Витальная виктимность

О зле, которое помыслить невозможно, писать сложно настолько, что иногда впору задуматься: а стоит ли? Трагедия миллионов людей, один из самых масштабных геноцидов в истории, повод для последующих спекуляций и конспирологических теорий, плодящихся уже не первое десятилетие, трагедия, скрывающаяся под лаконичным словом ὁλοκαύστος. В гениальном фильме-мистификации "Великая тайна воды" демонстрировалось, что при слове "Гитлер" молекулы воды сжимаются, чернеют и в целом ведут себя так, как, наверное, должны в таком случае вести себя молекулы. Мы, конечно, не будем заниматься подобными псевдонаучными штудиями. Не столь важно, что происходит с молекулами воды, важнее другое: страшный холод, которым отдает от этого слова, ὁλοκαύστος, "всесожжение". Страшный холод, пахнущий серой.

О таком зле очень тяжело писать, потому что - повторимся - помыслить его невозможно. К тому же, любое зло, которое пытаются запечатлеть, превращается в итоге аттракцион: фильм "Утойя, 22" о теракте Брейвика, ставивший себе целью заставить зрителя на своей коже ощутить ужас целенаправленного уничтожения людей сумасшедшим мерзавцем, в итоге действительно вызывает некие чувства, но это чувство в первую очередь саспенса, которого так много в полностью вымышленных сюжетах Хичкока. Аттракцион. Есть и свой аттракцион про Аушвиц - венгерский "Сын Саула". Страшный, давящий и душащий, несомненно гуманистический... аттракцион. Тоннель с выскакивающими на пути скелетами, в котором трясешься от страха, но потом все же выезжаешь на свет.

Но аттракцион - не самое страшное, что может случиться во время попытки изобразить это непомышляемое зло. Аттракцион может еще оставаться человечным, сострадательным, гуманистическим высказыванием, если он в своем стремлении высказать не скатывается к пошлости. Мы тут используем это слово, маленькими спермотоксикозниками ставшее синонимом некоторого рода сексуальной раскрепощенности при отсутствии сексуальной жизни, именно в исконном его значении. О зле не нужно говорить, впадая в дурновкусие, вульгарность, ect. Нет, не так. О нем нельзя так говорить. Причем это не значит, что немыслимое зло не может стать материалом для китча: китчем может стать что угодно, если создателям не изменяет вкус. Жид-медведь забивает нацистов бейсбольной битой. В "Мастере и Маргарите" Виктюка (RIP) на Балу Сатаны нелепо кружатся огромные бюсты Сталина и Ленина. Главное в отношении зла (повторим) - не впадать в пошлость.

Немного о самой книге, о которой писать, на самом деле, не хочется. Слово "спермотоксикозник" в предыдущем абзаце не случайно - оно отлично описывает здешнего рассказчика. Но это не страшно - рассказчик не обязан нас стопроцентно устраивать. Проблема в том, что он, будучи еще и героем повествования, так же неприятен, как и другие персонажи, играющие в какой-то карикатурный фарс, по идее автора, видимо посвященный природе виктимности. Тема важная, не спорим. Для кого-то, кстати, "Бездна" Андреева про это же. Не могу согласиться, но Андреев вспомнился неспроста - вот кого можно обвинять в пошлости и избыточности, так это его. Однако ему даже в этой пошлости (хотя я ее в упор не вижу) никогда не изменяет вкус. А господину Стайрону и его рассказчику - изменяет, и очень сильно. Перечитайте сцену объяснения Софи и Хесса: ничего настолько звонкого и кричащего в своей пошлости я не читал.

Еще немного о книге, хотя писать о ней хочется все меньше и меньше, и поэтому я напишу в жанре безапелляционной краткой критики, проще говоря - в жанре великого русского обсера. Это гадкая, вампирская книга, жутко неприятная не из-за выбранной темы, а из-за средств, с помощью которой об этой теме рассказывается. Жутко вампирская книжка. Когда-то этот эпитет - "вампирский" - я произносил в отношении набоковской "Защиты Лужина". Я не отказываюсь от этой оценки, но Лужин, конечно, и рядом не стоял с Софи. "Защита..." книга безусловно талантливая, хотя и мною не принимаемая до конца. Здесь же мы имеем дело с истинно злой книжкой. Которую можно помыслить, о которой можно говорить, но - надо ли?