1 Как отвратительно в России по утрам...

Что ж, сперва, как и положено, о писателе. Владислав Отрошенко - обласканный критиками профессионал, особенно популярный у западных интеллектуалов. Книги его большей частью - биографии русских писателей XIX века, так, кроме Сухово-Кобылина, автор писал о Гоголе, о Тютчеве, о Толстом... И о себе, любимом, тоже. Книга о Сухово-Кобылине выдержала аж две редакции: "Веди меня, слепец!" 2007 года и "Сухово-Кобылин. Роман-расследование о судьбе и уголовном деле русского драматурга". Утверждается, что автор работал с подлинными документами дела об убийстве Луизы Симон-Деманш и подлинниками писем. Цитирую по Википедии: "Российский критик и литературовед Алла Марченко отмечает в «Новом Мире» (№ 9, 2009), что благодаря синтетическому взгляду на «Дело, Судьбу и Личность Сухово-Кобылина» Отрошенко удалось исследовать в этом произведении феномен и загадку русской жизни". Бла-бла-бла.
Ничего более мерзкого я давно не читала. Несмотря на то, что книга начинается прибытием Луизы Симон-Деманш в Россию, бедная модистка не интересует автора от слова совсем и очень быстро со страниц исчезает. И "расследования" тоже нет. Есть ода... Панегирик, если хотите, "потомку тевтонского рыцаря", "неустрашимому властителю", "могучему барину" и тэдэ, и тэпэ А.В.Сухово-Кобылину.
Отрошенко едва ли не захлебывается от восторга, описывая своего героя, и неважно, о чем идет речь: об отличных успехах в образовании, об игре в карты на деревни или о "забавах" деда, устраивавшего игру в султанский гарем с крепостными крестьянками. Не знаю уж, что насчет "южной экспрессивности и гиперболичности", расхваленных критиками, но - пафосно-елейный тон временами переходит все границы разумного. Начиная читать, я была абсолютно не предубежденным человеком, я вообще мало что об этом деле знала. К середине книги я жалела, что воспетого героя не сослали в Сибирь. О персоне Сухово-Кобылина сообщалось исключительно в возвышенных тонах. О чиновниках - всех, без разбору - только в ёрническо-ироническом. И хотя я далека от того, чтобы российских чиновников оправдывать - упаси боже, ни в коем случае! - но и господин Сухово-Кобылин получился у Отрошенко редкостно отвратительной личностью.
До тридцати лет этот человек жил, ни в чем себе не отказывая, считая себя выше других только потому, что ему повезло родиться богатым помещиком. Он учился "за свой кошт", вел жизнь "светского льва", путешествовал, развлекался... Злословил об окружающих, вмешивался в чужие дела, из-за своей гордыни практически сломал жизнь сестре, запретив ей выходить замуж за разночинца, играл в карты (как я уже упоминала), ставя на кон деревни и разоряя "мелких купчиков", содержал любовницу, волочился за замужними дамами... "Никогда не служил". В общем, как сыр в масле катался, а когда случилось несчастье, обиделся. И не абы на кого - на Россию. "Мне она всегда была мачехой (Sic!), но я был ей хорошим трудовым сыном". И продолжал свою жизнь "вершителя судеб", продолжая считать себя неподсудным. "Гонял" кредиторов, спускал собак на случайно заехавших в его имение инспекторов, но при этом оскорбился, когда за "пиэссу" не заплатили уже ему. Хулил чиновников, однако при случае пользовался высоким покровительством (дело об убийстве - и то закрыли "высочайшей милостью"). И до конца жизни жалел об отмене крепостного права.
В общем, у г-на Отрошенко получился образ эдакого мажора XIX века. Из тех, кто при аресте кричит не "Я не виноват!" и даже не "Вы не имеете права!", как это делают обычные люди, а "Вы знаете, кто я?!" да "Вы все должностей лишитесь, челядь!" Такой первостатейный знатнюк, никогда ни о ком, кроме себя, не печалившийся. Когда после всех этих прекрасных образов автор пытается уверить читателя, что потеря французской модистки была для потомка тевтонского рыцаря личной драмой.... Извините, не верится. Барчука обидели. Его оскорбили. А Луиза... никто, ничто и звать никак. Привычка и не более.

Его вилла в Больё стояла на пригорке у самого берега моря. Небольшой кабинет с двумя трехстворчатыми окнами находился на втором этаже... На эту безбрежную даль он смотрел целыми днями, сидя в венском кресле-качалке перед распахнутыми окнами. В нем еще оставалось что-то от той страстной кобылинской натуры, которая заставляла его делать всё с "апостольским жаром" - сочинять, строить, хозяйствовать, заниматься спортом, вегетарианствовать. Теперь он проповедовал солнце...

В общем, я не знаю, как оценивать эту книгу. Всё вышесказанное - исключительно мое личное мнение. Как и то, что отнесу я эту книгу куда подальше и постараюсь забыть как дурной сон.