5 "До чего хочется разбить чьё-нибудь семейное счастье!" - цитата из романа

Урра! Дожила в этом сезоне до реализма! Благодарю выдумщиц заданий, кто из них предложил в авторы мексиканца. Люблю испаноязычную литературу (португалоязычную, кажется, вовсе не читала).
Мексиканская революции начала двадцатого века переросла в как бы НЭП. Военно-революционные лидеры пересели с конских крупов в кожаные кресла роскошных кабинетов. Слишком заигравшихся в войну и бандитские разборки генералов и профсоюзников уничтожили. По Фуэнтесу Мексика - это край мира, последнее убежище аристократов европейских потрясений разных лет. Слишком бедные для демонстрации своих гордых профилей на вечеринках Лос-Анджелеса, Чикаго и других американских мегаполисов, но слишком хвастливые своей мнимой или подлинной родословной. Рада, что до демонстрации родинок на заднице для подтверждения своей принадлежности к династии Карла Великого не дошло. Вообще, Фуэнтес качественно издевается над интеллигентами, родовитой аристократией и буржуазными выскочками. Вечеринка у Бобы, торжества бракосочетания дурнушки и пляжные посиделки с переливанием из пустого в порожнее - это же верх цинизма и иронии. Кажется, советской литературе подобного недоставало. Просто многие языкастые у нас были отправлены на философском пароходе, а другие многие еще далее и позже. А у Фуэнтеса же одна графиня (а графиня ли) не теряется. Такой палец в рот не клади. Пока другие гости танцуют, зажимаются по углам и в туалете, спорят о несчастной родине и её бездарных правителях, она тарелочку за тарелочкой уминает икру, давится даже, потом сверху подбрасывает картошечки и, когда все уже в отключке, пробирается за остатками на кухню. Вот настоящая аристократка, незаметная, сливающаяся с фоном крыса! Везде выживет и свою задницу покажет самым нужным людям.
Интеллигенты победнее сидят в барах и тоже рассуждают о Мексике, которая спасет мир. Даже Россию вспомнили вместе со своей бывшей метрополией, что обе на периферии Европы, хотя и послужили закваской многим политическим процессам. Люблю эту испано-латиноамериканскую негу. Вроде и не дневная сиеста, а под кофе и текилу продолжается неспешный разговор, вроде бы и важный в мелочах и конкретных фразах, а в целом - сотрясание воздуха впустую. Что советско-российские кухни, что латиноамериканские бары - один чёрт!
В романе нет чёткого деления на главы, что поначалу сбивает, пока имена персонажей не выучены, не сопоставлены с их портретами и не расставлены по мысленным полочкам. По времени Фуэнтес скачет между вторым и пятым десятилетиями минувшего двадцатого века. До революции приемлемого уровня жизни у батраков просто не было. Сынки землевладетелей лассо заарканивали девушек, пришедших со стиркой на реку. В книгах подобное безобразие я встречала у Балашова в цикле про монголо-татар. Ну и век там четырнадцатый, а не двадцатый. Такое поведение ожидается от диких кочевников, но совсем не от обремененных университетским просиживанием штанов и маршевым утаптыванием плаца хлопковых и кофейных наследничков. Позор будущему, которое откатывается в регресс. Позор и долой его. После такого я солидарна с пролетариатом и не осуждаю погромы и поджоги богатых домов, заводов и магазинов при них. Кстати, схема обдуривания бедняков с зарплатой, бонусами и вычетами за квартиры почти один в один сходна с описаниями обмана рабочих силикатных фабрик у одного чилийского писателя. Правда, у него это происходит через полтора десятка лет после описанных Фуэнтесом событий, но схема одна. Ничто не ново под луной!
Как же Латинская Америка обойдется без сериалов! Кино уже вовсю снимают. Один из героев, прибедняющийся для вызывания у посторонних жалости Родриго, как раз разбогател на пенных сценариях про разлученных близнецов, потерянных сестёр, нашедших кайф в мирских наслаждениях бывших монашек и перевоспитавшихся проституток. Фуэнтес смачно и кратко наметывает сюжеты будущих сериалов, которые нам покажут уже в лихие девяностые. Сперва, пока Родриго прибеднялся перед женой банкира Нормой, я его жалела даже и распустила возмущенные вопли в чатик (который бывшим не бывает, кто читал мои предыдущие (щедевры), тот поймёт), но к концу романа поняла, что Родриго и Норма - два сапога пара, и жалею, что автор припас для них разные финалы. Кровожадно пожелала бы обоим один конец.
Самым непонятным из персонажей для меня остался двойственный Икска с неназываемой в этой рецензии фамилией. Икска подобен среднеазиатскому акыну. Его глазами и с его голоса мы и воспринимаем суетный Мехико. Вообще, ацтекско-христианская горная столица ясной погоды - это конкретный живой таинственный персонаж романа. Люблю подобное акынство. Мехико Фуэнтеса - собрат Александрии Даррелла-старшего, Барселоны другого Карлоса, Сафона, Буэнос-Айреса Сабаты. Город солнца, орла и змеи давит атмосферой и преобразует живущих в нём. Полукровка Икска побеждён и подмят им. Икска не относит себя ни к несмирившимся ацтекам, но обряды их чтит из-за матери, ни к белым завоевателям, так как отца своего не знает. Безотцовщины в романе предостаточно. Герои и сами отмечают, что мексиканцы ненавидят отцов, чаще всего отметившихся в жизни детей их зачатием, но не воспитанием, детей растит улица. Дети защищают матерей, когда-то покоренных и обиженных неведомым старшим.
Первая половина двадцатого века, да и вторая потом - лихое время в иберийском регионе. Диктатуры и революции сменяют друг друга полтораста лет. Активные мужчины не сидят на месте: уезжают на заработки в столицу или США, воюют, бастуют, сидят в застенках или сбегают, воруют и продают наркотики, хвастаются перед ближними своими "победами" в борделе или на корриде. А слабые (кто слабый?) женщины ждут их и выживают, многие прячутся в воспоминаниях приукрашенного прошлого или мечтах о неслучившемся будущем. Страна контрастов и несоединимых противоположностей.