4

- Почему у вас такой невинно-идиотский вид?
- У меня? Не знаю. На всё воля божья.

Марк Твен подумал, подумал и таки замахнулся на самое святое буржуазного общества - на аристократию и церковь. И конечно, сделал это невероятно увлекательно, довольно необычно и по-хорошему смешно, вписав всё это в историю о молодом человеке, который из своего прогрессивного XIX века попал в далёкий VI век. Его герой даже почти не растерялся, столкнувшись нос к носу с королями, рыцарями, колдунами, фактическим рабством и отсутствием минимальных удобств, присущих его времени. В его голове созрел дерзкий план - совершить бескровную революцию, отринуть существующие институты власти и вывести Англию на более цивилизованный уровень. В конце концов у него ведь было самое мощное оружие - многовековые знания. И пошло-поехало: почта, телеграф, телефон (привет большевикам!), газеты, обучение солдат, совершенствование оружия, железнодорожное сообщение, корабли, улучшение гигиены и т.д.

Разумеется, это был долгий процесс. И нашему герою пришлось столкнуться с огромным множеством трудностей, совершить немалое количество "подвигов", даже воспитать новое поколение незашоренной молодёжи (малочисленное, надо заметить), и самое главное - всё-таки упереться в нежелание этого самого общества меняться к лучшему.

Ей-богу, любимая монархия, даже самая умеренная и любая аристократия, даже самая скромная, оскорбительны; но если вы родились и выросли под властью монархии и аристократии, вы никогда сами не догадаетесь об оскорбительности своего положения и не поверите, если кто-нибудь вам об этом скажет.

Последняя часть романа производит слегка угнетающее впечатление. Тут уже нет той лёгкости и искромётности, которые отличали большую часть книги, напротив - всё печально и безнадёжно, что в принципе понятно, ибо всё к этому шло. Самый финал этой истории такой же быстрый и загадочный, как завязка, а выводы из всей этой истории можно сделать совершенно различные, включая тот, что в аннотации. Практически все мысли, бережно переданные Марком Твеном своему герою, точны, вечны и близки нам по духу (по крайней мере моим они по большей части созвучны). Вот к примеру, о государстве:

Видите ли, я понимаю верность как верность родине, а не её учреждениям и правителям. Родина - это истинное, прочное, вечное; родину нужно беречь, надо любить её, нужно быть ей верным; учреждения же - нечто внешнее, вроде одежды, а одежда может износиться, порваться, сделаться негодной, перестать защищать тело от холода, болезни и смерти.

О религии:

Духовные запросы и величие людей не менее разнообразны, чем их телесные потребности, цвет кожи, черты их лица, и человек нравственно чувствует себя только тогда хорошо, когда он облачён в одежду той религии, которая по цвету, фасону и разуму лучше всего соответствует его духовному складу.

О нашем отношении к миру:

Мы говорим о характере. Глупости: никаких характеров не существует; то, что мы называем характером - попросту наследственность и воспитание. У нас нет собственных мыслей, собственных мнений. Наши мысли и мнения передаются нам, складываются под влиянием воспитания.

О светской жизни и её хронике:

Придворная жизнь так однообразна, что разбивает все попытки внести в неё краски. Лучший и единственный разумный способ - прикрыть повторение одного и того же разнообразием формы: раздевайте каждый раз ваш факт догола и одевайте его в новое облачение из слов. Это обманет глаз; факт покажется вам новым; у вас сложится представление, что при дворе жизнь кипит вовсю. Вы увлечётесь и с аппетитом проглотите всю колонку, не замечая, что ведро супа сварено из одного единственного боба.

Вообще, книгу так и тянет раздраконить на цитаты, уж больно ловко получается у Марка Твена высказываться кратко, ёмко, иронично и главное - по делу. Приведу ещё пару забавных моментов и закруглюсь, пожалуй.

На другой день, чуть свет, я был у источника. Я уже застал там Мерлина, который колдовал с усердием бобра, но не добился даже сырости.

Монахи и монахини жили дружно; объединив свои труды, они совместно воздвигли превосходный приют для подкинутых младенцев как раз на полпути между двумя монастырями.