4.5 «Две равноуважаемых семьи…»: “Dos familias igualmente nobles” contra “Berdin bi familia noble...”

Как только я узнала о выходе «Родины», мне сразу стало ясно, что я ее непременно прочитаю. Это решение я не обсуждала даже сама с собой, оно просто звучало во мне как мотив долженствования: некоторые книги (и ты каким-то шестым чувством изначально это знаешь) обязательно должны быть прочитаны и стать частью тебя. И это не просто погоня за катарсисом или остросоциальной пищей для ума, а своеобразный повод и даже, может быть, шанс, для саморазвития. Книга дала мне не только все это, но и многое сверх того.

Она - горькая, пронзительная, печальная - смогла изменить некоторые мои безликие этнополитические стереотипы, касающиеся национальных конфликтов. Баски, как и северные ирландцы, долго представали в моем сознании одномерно, а их действия - как граничащие с террором социальные феномены, существующие вне реальных людских судеб, просто как чуждые идеологии или далекие от меня политические конфронтации. ИРА и ЭТА пугали своим агрессивным безличным экстремизмом, как Молох, неостановимо требующий все новых и новых жертв, чтобы чувствовать себя живым. Не сказать, чтобы я в этом хоть сколько-то разбиралась по существу или по-особому задумывалась о жизнях людей, попавших в мясорубку подобных радикальных движений, но само знание о них меня не вполне осознанно беспокоило. И здесь, с этой книгой, прожив вместе с героями фрагменты их жизни, я прочувствовала их фатальную финальность и поняла ее смысл и необходимость уклоняться от того, чтобы быть в нее вовлеченным.

Две семьи, в каждой из которых взрослеют дети, дружат домами, ходят друг к другу в гости, откровенничают за чашкой горячего шоколада с чуррос, выручают в сложных обстоятельствах… и все в одночасье рушится из-за Хосе Мари - сына Морин и Хошиана, - вступившего в ЭТА и в националистическом угаре настолько позабывшего об всем человеческом и утратившего границы собственной личности, отдав ее на откуп руководитеям ЭТА, чтобы участвовать в террористических операциях, фактически, против своих – в том числе и против Чато, который угощал его в детстве мороженым, катал на велосипеде, защищал от материнского гнева и помогал его отцу сохранить свой огородик и кроликов. На примере микросоциума – городка Сан-Себастиан – Ф. Арамбуру показывает, что творится с зараженным вирусом национализма макросоциумом - большой страной с ее семьями, детьми, культурой, людскими душами. Просто невозможно до боли было читать, как ломаются люди, как они вынуждены идти против себя – своей совести и своих чувств во имя… во имя чего? Чего-то, требующего войны, оружия, пыток, вымогательств, смертей? Читая, я понимала Биттори, долго не умевшую заглушить в себе боль, злость и обиду, я каждым нервом чувствовала, как, преодолевая панику, отчаянно пытался выкарабкаться из ужасной ситуации Чато, принуждаемый к выплатам в пользу организации, в идеалы которой он не верил, я презирала себя, как Горка, когда он под давлением брата и его друзей-экстремистов шел фотографировать лидера ЭТА или поджигать грузовики Чато, я плакала слезами Аранчи, разбитой ударом, но все же стремящейся к перемирию между семьями, жалела себя, как Шавьер, так и не позволивший себе быть счастливым…

Книга хорошо, в каком-то смысле даже филигранно, написана, все образы аутентичны и легко представимы в реальной жизни. У таких холодных и авторитарных матерей, как Биттори и Морин, и мягких отцов, как Чато и Хошиан, обычно бывают слабые сыновья, пытающиеся скрыть и скомпенсировать свою слабость либо агрессией, как Хосе Мари, либо интеллектуальностью, как Горка, либо служением, как Шавьер, но это никогда никого из них не спасает. Это какой-то странный закон жизни, когда, по сути, не умея выкарабкаться из-под пяты все равно матери ли, организации ли, Родины ли, и оставаясь внутренне одинокими, все они несчастливы и в конечном счете переживают ощущение зряшности собственной жизни. Экстремистские организации, вероятно, именно на слабых людей и рассчитывают, потому что дают им иллюзию значимости и причастности к чему-то большому и сильному.

Судьба каждого из героев «Родины» несет в себе огромное число смысловых посылов, заставляющих думать и примеривать переживаемое каждым на себя: читая, я сто раз задала себе вопрос, а что бы делала на их месте я, окажись в таких проклинаемых обстоятельствах? Смогла бы не сломаться? Смогла бы поступить по совести? Чему бы поддалась – зависти, мести, ненависти? Или не смогла бы пересечь нравственную черту? Смогла бы простить? А просить прощения? Захотела бы понять? Кто-то из героев проходит «путь террориста», кто-то - «путь милосердия», кто-то – «путь служения», кто-то – «путь прощения». И какой из них, Господи, какой же «правильный», «тот самый»?

Это очень важно, когда книга «работает» на идентификацию, пробиваясь к читателю через чувства. Составленное из эпизодов, как разбившееся зеркало, приносящее несчастье, повествование заставляет читателя постоянно переступать с позиции «мы» на позицию «они», где каждый раз «мы» и «они» меняются местами, и ты почти сходишь с ума от этого бесконечного маятникового качания. Кажется, что в ней звучит часовой рефрен: ты с кем, с кем ты, ты с кем, с кем ты…? Ты то на стороне Морин, то – на стороне Биттори, то ты за Нерею, то - против нее, то ‒ вместе с Шавьером, то осуждаешь его. У каждого из них – абсолютно своя человеческая позиция, свое отношение к происходящему, каждый по-своему выстроил свои защиты и свою внутреннюю философию, чтобы сохранить себя как личность. На всем протяжении книги у меня было ощущение скольжения, сползания все глубже от событий к людям: автор незаметно переводил повествование от третьего лица в повествование от первого, чтобы можно было глубже проникнуться мотивами каждого героя, понять «свою правду» каждого.

В книге много мотивов – национализм, месть, ненависть, самоутверждение, предательство, вина, но все же ее главная тема – прощение. Это всегда трудно – просить прощения. Требуется много мужества и понимания, во имя чего это делается, но почти столько же силы нужно, чтобы простить. Не «понять-простить», а просто простить, а вслед за прощением понять - что-то другое, а потом ещё, и ещё, и много чего ещё. В этом – труд души, которая «обязана трудиться и день, и ночь». Героям в конце концов это удается, и это примиряет читателя с прочитанным.