5 Заполнить вакуум

Все рухнуло, и госпожа Сасаки потеряла сознание. Обвалился потолок, и деревянный пол верхнего этажа рассыпался в щепки, и вниз упали люди, и крыша над ними обрушилась; но главное — книжные шкафы, которые стояли за ее спиной, подались вперед, их содержимое вывалилось на нее, и она упала, чудовищно вывернув и сломав левую ногу. Там, на заводе жестяных изделий, в первый миг атомной эры человек был раздавлен книгами.

В 8:15 утра по местному времени 6 августа 1945 года бомбу «Малыш» сбросили на Хиросиму. Началась атомная эра. Пилот бомбардировщика Б-29 «Энола Гэй» Пол Тиббетс написал в бортовом журнале «Что же мы наделали?» Об этом он, будучи сильно пьяным, признался много лет спустя на телешоу с участием преподобного Киёси Танимото — пастора методистской церкви Хиросимы и одного из героев книги Херси.
Хотелось начать обзор с того, что в разговорах об атомной бомбе ТТХ оружия и визуальная мощь обычно затеняют человеческие судьбы, которые она разрушила — они просто оказываются еще одними цифрами в столбике технических характеристик бомбы, как будто потенциальное число убийств заложено в нее на уровне проекта.

Но 4 августа случился Бейрут, и мы все видели, как это происходит. Мне особенно запомнилось видео с камеры наблюдения в детской. Семья сидит и играет или смотрит телевизор — и тут в комнате выбивает стекла. Каким-то чудом стекло не лопается, никто не пострадал — но ведь кому-то со стеклами повезло меньше. И все же: жизнь семьи не будет прежней, дети еще долго будут держаться подальше от окон и бояться громких звуков. Как одна из героинь Херси, которая на протяжении всей жизни боялась даже хлопка дверью и яркого света.
Когда все случается, первое, что чувствуют герои Херси — стыд. За то, что выжили. Иррациональное, страшное, по сути, но у них нет времени об этом думать. Доктор Сасаки целые сутки бинтует больных, промывает раны — а раненых все больше и больше. Они умирают сотнями, а из всего персонала больницы на ногах только Сасаки. Пастор Танимото бредет между лежащими без сил ранеными и ругает себя за то, что выжил. Тогда он берется за весло случайно найденной плоскодонки и перевозит раненых на другой берег, в безопасное место, а потом возит им воду. И многие тысячи уходят и уходят — беззвучно.

К 1946 году Херси был уже опытным журналистом, он получил Пулитцеровскую премию за репортаж с сицилийской кампании американских войск, и с него сняты цензурные ограничения — он волен сам выбирать, о чем и как пишет. Но политические вопросы его как раз интересуют меньше всего: ему не так важно взвалить ответственность за трагедию на Трумэна и американское командование, сколько описать жизнь шестерых выживших во время взрыва — сухо, почти протокольно, описанием известных фактов. И парадоксальным образом это оживляет текст: выражаясь кинематографическим языком, Херси пользуется «субъективной камерой», чтобы следить за действиями героев практически в почасовом режиме. И это позволяет увидеть еще одно их отличие: они не просто пережили бомбу, но и нашли силы оказать помощь другим — даже если помощь заключалась лишь в том, чтобы навести справки о чьем-то родственнике. Эта внутренняя готовность действовать посреди катастрофы не так сильно удивляет, если вспомнить, что Хиросима оставалась одним из двух крупных городов Японии, который не попадал под удары американской авиации, и налета ожидали все — треть города успели эвакуировать. Но все равно: способность не задумываться об ужасе ситуации и налаживать кооперацию между окружающими тебя людьми, оказывать помощь — это, пожалуй, то, что помогло героям Херси в момент катастрофы и то, что позволило им жить потом, когда пережившие бомбу добивались помощи от государства.

Поэтому кажется особенно важным, что по-русски книга выходит во время пандемии ковида — события куда менее катастрофического, но тоже из разряда «предсказуемых сюрпризов»: все к чему-то такому готовились, но все равно это оказалось внезапно, разрушило экономические связи и заставило наладить горизонтальную кооперацию.

В таком же режиме действует и глобальное потепление: каждый день вымирают многие виды флоры и фауны, и единицы пытаются что-то с этим сделать, пока элиты получают с этого политические дивиденды — как когда-то Трумэн добился капитуляции Японии ценой сотен тысяч жизней.

И тут снова нужно вернуться к катастрофе Бейрута, потому что важными оказываются не столько картины опустошения — один из героев Херси не может узнать знакомые кварталы города, все уничтожено и охвачено пожарами — сколько способность этой пустоте сопротивляться. У Хиросимы получилось, остается надеяться, что получится и у Бейрута. Кооперация и эмпатия ценны тем, что помогут даже тогда, когда из-за дурацкой случайности происходит события почти апокалиптических масштабов.

Леонидас Донскис в «Моральной слепоте» высказывает мысль о том, что зло — не обратная сторона добра, как у Августина, а опустошающая сила. Как в заметках Арендт с суда над Эйхманном: целью эсэсовцев было не просто уничтожить евреев, а добиться, чтобы и жертвы, и палачи стали обезличенными машинами — дегуманизированными элементами модернового механизма уничтожения. Воплощенное зло. И единственный способ такому злу противостоять — протягивать руку помощи.

И это тоже может быть трудно.

Книгижарь