4

Обычно человеку естественным кажется то, к чему он привык, и порой даже трудно представить, что когда-то могло быть иначе. Вам случалось забыть почистить зубы с утра? Не правда ли, когда вы осознаете эту оплошность, ощущения сродни тем, которые возникают во сне, когда вы внезапно оказываетесь в переполненном автобусе голым или, на худой конец, в нижнем белье. А, между тем, были времена, когда и нагишом ходить не считалось зазорным. Если вдуматься, что может быть естественнее наготы, ведь тело – это единственное, чем мы гарантированно владеем на протяжении всей жизни, поэтому быть ему другом и находиться с ним в гармонии - казалось бы, логично и приятно, но… Но… Вот то-то и оно.

Все не так уж просто с этой реальностью, данной нам в ощущение. Отношение к телу постоянно менялось на протяжении истории, поэтому тело древнего грека, тело средневекового человека и наше с вами тело – это совершенно разный комплекс представлений, привязанный к одному и тому же вполне добротно слепленному предмету. Об этом и пишут Жак Ле Гофф и Николя Трюон в своей «Истории тела в средние века». Пожалуй, фундаментальной работой это не назовешь, скорее, очерком, собравшим доступную в наше время информацию о том, как относились люди к телу в средние века. Ее не так уж много, человек в те времена рассматривался с позиций социальных, нравственных и религиозных, а презренный предмет под названием тело не достоин был повышенного внимания.

Но вот вопрос: давно ли этот предмет стал презренным или когда-то было по-другому? А ведь, оказывается, было. Средневековье, которое принято считать «темным» и «готичным», давало человеку гораздо большую свободу по отношению к своему телу, чем нам может показаться с нашей цивилизованной колокольни. Люди раннего средневековья были довольно непосредственны в проявлении плотских порывов, и лишь к XII веку сложилась система контроля над телом и сексуальной жизнью, тело было признано врагом, вместилищем дьявола, а в теологии окончательно утвердилась концепция, что первородный грех – это сексуальные отношения.

Но не только на секс было наложена несмываемая печать греха. Интересно было вместе с авторами следить за борьбой «поста» (аскетического идеала) и «карнавала» (восходящего к язычеству праздника плоти), страдания и радости. Не парадоксально ли, что смех в какой-то момент попал под запрет? Непрестижными стали считаться профессии, связанные с телом. Что, по-вашему, может связывать проститутку, врача и торговца? Не очень многое. Между тем, эти профессии равно относились к презираемым – связь с сексом (проститутки), кровью (врачи) и деньгами (торговцы) считалась осквернением.

Одежда, питание, отношение к труду, речи, жесты – все менялось под действием новых более цивилизованных представлений, в моду вошли хорошие манеры, изысканная гастрономия, утонченные чувства, появились новые идеалы красоты. Чувственность сменила одухотворенность, тела заключили в строгие одежды, телесное изгнали из речей и даже помыслов. Но как бы ни старались изничтожить тело, оно всегда возвращалось, хотя бы в иносказательной и метафорической форме. Человек, строя свои системы не может уйти далеко от себя, и идеи церкви как тела, государства как тела, города как тела все время мысленно отправляют его назад к истоку. Вот голова, венчающая это несовершенное творение, вот сердце, позволяющее ему любить и быть милосердным, вот руки, которые могут творить и повелевать, пахать и убивать, вот ноги, несущие это тело. И что бы мы ни делали, мы всегда творим самих себя.

«Тело несет в себе нашу историю».