5 Спойлер Горе-злосчастье или Галерея негодяев

Более тысячи страниц текста, 64 главы, неимоверное количество событий и персонажей. Это картина становления личности - без последней главы мы наблюдаем развитие характера главного героя и превратности его судьбы с 10 до 30 лет. В последней главе скорописью описывается ещё 10 лет. Хотя, я не уверен – хитрый автор (в романе рассказ идёт от первого лица) не помечает возрастом жизненные вехи своего героя – приходилось постоянно догадываться, в каком возрасте Дэвид женился на Доре, когда потерял свою девочку-жену, сколько лет было Дэвиду когда Стирфорт сломал жизнь Эмли и т.д. И только в последней главе «мудрый грек» Диккенс говорит, что Дэвиду 40 лет и прошло 10 лет со дня его женитьбы на Агнес и можно хотя бы приблизительно раскрутить книгу назад.

Книга потрясающе глубока и абсолютно современна. Для меня является показателем, что британская рок-группа «Uriah Heep» (основана в 1969г.) и американский иллюзионист Дэвид Копперфилд черпали своё неймерское вдохновение из этого романа. Но наиболее впечатляющими для меня в романе оказались трагедии и негодяи.

Эпическая трагедия книги для меня – трагедия Доры. Дора, безусловно, тихо вошла в мой пантеон любимых литературных персонажей. Дора – девочка-жена Дэвида, Цветочек - по меткому определению бабушки Копперфилда, действительно – хиппи середины XIX века, дитя цветов. В её лёгкой голове - деньги в доме просто всегда есть, хорошее мясо на рынке тебе подсовывают добродушные мясники, прислуга просто выполняет что от неё требуется и все со всеми в хороших отношениях. А потом она просто начала увядать… И в ней пробудилась мудрость жизненная, она была горем счастлива. Дэвид страдал её страдания, а она ими была счастлива.

Дэвид. Парню, конечно, досталось, с самого детства – злобный отчим-пуританин и его сестрица-пуританка – просто психологические Джеки-Потрошители; садист – директор школы Крик и негодяй в засаде – Стирфорт, к которому доверчивый Дэвид искренне привязался. Потом – смерть матери, лишения, нищета… А ещё Дэвид страдал страдания других – Доры, Эмли, мистера Пеготти, Хэма… И этими страданиями выстрадал своё счастье с Агнес – третья от конца глава романа, хотя и здесь «мемуарист» намекает, что сейчас, когда он пишет свою книгу, Агнес уже нет.

Эмли. Ну, не знаю. Мы из нашего времени видим произошедшее совсем не так, как это видели 170 лет назад в Англии, но её (Эмли) трагедия мне кажется несколько «раскачанной». Ну, надлюбил, ну, бросил. Он – подлец, но – твоя жизнь, жизнь самых дорогих тебе людей – зачем под откос? Не считаю её переживания пустыми, просто считаю, что надо было отряхнуться и жить дальше – как Дора, как Марта, как Агнес, как мистер Пеготти. Но то какой она, благодаря жизненным испытаниям стала – тоже красиво, Диккенс – умница.

Трагедии мистера Пеготти и Хэма – трагедии восприятия трагедии Эмли. И мистер Пеготти – оправился в эмиграции, а Хэм – погиб, пытаясь спасти того, кто погубил жизнь Эмли и его. Трагедия Агнес – трагедия эмпатии, трагедия честного человека, страдающего болью другого, в случае Агнес – болью отца. Агнес – крайне интересный персонаж, тот случай, когда от идеального героя не подташнивает, когда идеальный образ уникально правдив, обожаю таких персонажей, это редкая удача, даже для классики. И ещё одна эпизодическая, но очень яркая трагедия – трагедия дикой любви Розы Дартл к Стирфорту. Шикарный образ – Роза – это нервы, ненависть и любовь. И то какой она была до своего инфернального преображения – говорила мягко, ничего не утверждая, полунамёками, настойчиво выпытывая всё ей интересное и то какой она стала. Мощный образ – горькие грабли. И это, в лучшем случае только половина трагедий великого романа…

Бестиарий. Возникает лёгкое ощущение, что в своей эпопее о Копперфилде Диккенс вывел все существующие типажи негодяев: пуритане Эдуард и Джейн Мэрдстон; деспот и садист директор школы, а позже пенитенциарный педагог мистер Крик; инфернальный подлец Урия Хип; респектабельный мерзавец Литтимер и благородный негодяй Стирфорт. Остановлюсь только на Хипе. Это действительно инфернальный персонаж, не думаю, что диккенсовское описание того как Урия извивается как змея когда нагло лицемерит – это случайная метафора. Урия кровожаден и целеустремлён и нужен был подвиг наивного оружия возмездия – мистера Микобера, таких как Урия Хип всегда надо останавливать, а то масштаб беды, который могут нанести такие люди поразит воображение. В романе светел юмор в самом начале книги, когда Дэвид был ребёнком и он попадал во множество комических ситуаций. А к самому конце книги я смеялся совсем другим смехом, когда Дэвид и Трэдлс посетили тюрьму с «идеальными» заключёнными, гордостью мистера Крика – Хипом и Литтимером. Это уже не юмор, это – гротеск.

Из блестящих персонажей романа за границами моей рецензии остались прекраснодушные мистер Трэдлс с супругой и изумительная карлица – бесстрашная правдорубка мисс Моучер, каждый раз когда её вспоминаю, улыбаюсь улыбкой-молнией… А ещё, в моём пантеоне любимых литературных персонажей появилась комнатка для литературных бабушек. И бабушка Дэвида – Бетси Тротвуд сидит в этой комнатке вместе с бабушкой Бориса Райского – Татьяной Марковной Бережковой и вяжут носки… И ещё одна комната - для карликов..., где отжигают мисс Моучер и Хейзел из "Я всё ещё мечтаю о тебе" Фэнни Флэгг, а носки вяжут добродушные карлики Лескова...