5

Верите, до четырех утра оторваться не могла. Потом, как водится, пошла обмениваться впечатлениями. Чтоб, значит, обломками чужих жанровых ожиданий полюбоваться.
У нас ведь как? Если в книжке чудь болтная, значит, ужастик. Если повествование от лица подростка, значит, подростковый. Если то и другое вместе - ну, правильно, подростковый ужастик. Как "Сумерки" какие-нибудь. Или "Баффи".
(Кстати, в отличие от "Сумерек", в рассказчиков "Убыра" веришь сразу же и безоговорочно. И в Наиля, и в его младшую сестренку, берущую слово в прологе и эпилоге. Даже со свежепрочитанной крапивинской "Бабочкой на штанге" контраст разителен, притом что "Бабочку...", в противовес "Убыру", отчего-то признают литературой не для детей!).
Впрочем, некоторые критики копнули глубже: и Проппа вспомнили, и роман воспитания, и за национальный колорит похвалили (хотя, как по мне, не в колорите дело: этот "колорит" в "Убыре" выполняет ту же функцию, что и мифологические аллюзии в фаулзовском "Волхве").
Правда, тут же за колорит и поругали. Мол, с первых же страниц спотыкаешься о татарские слова, которые спокойно можно заменить русскоязычными аналогами: назвать деда дедом, бабку - бабкой, и всего делов!
А мне вот кажется, что татарские слова не для колорита использованы. Не простые ведь слова, а концептуально значимые: обозначения степеней родства. А род - это память. А память от языка неотделима. И роман этот - на одном из уровней прочтения - об обретении памяти, о самоидентификации, если угодно. Как ачаговский "Сын аккордеониста". Инициация Наиля неразрывно связана с обретением возможности свободно говорить на родном языке - без нее происходящее так и останется бессвязным кошмаром. Потому что в русскоязычной, городской, цивилизованной картине мира аналога "убыру" попросту нет (о чем иные рецензенты благополучно забывают) - а значит, нет и средства с ним бороться.
(В одной из самых сильных сцен романа отец, уже практически "съеденный" монстром, преодолевая себя, велит сыну бежать - по-татарски; и гопник из электрички ведет себя по-другому, когда к нему обращаются на родном языке; и Наиль получает шанс, как мне кажется, именно в силу принадлежности к Роду - в самом широком смысле слова).
Самое же страшное, что может случиться, - забвение. Опустевшие села. Заброшенные кладбища. Бабка, умершая два года назад, а ты и не знал. Это оно, забвение, вызывает убыра к жизни.
" - Главное, чтобы тебя после вспомнили, когда ты улетел. Тебе повезло, и родителям твоим повезло. Даже если у нас не получится, или ты за три дня не успеешь — вас вспомнят. Тогда душа отпустится. А мне и улетать нельзя — меня никто не вспомнит, так душа здесь и сгниет. И эти ее сожрут.
- Я вас вспомню. - глухо сказал я..."
И вспомнил.
И обрел голос.
"И мы пошли домой".