3

Как-то так несправедливо устроена жизнь, что французским летчиком мне никогда не стать. У меня вряд ли когда-нибудь забарахлит мотор прямо над Андами, и, наверняка, меня не будет искать на радиочастоте Тулуза. Поэтому мне правда было интересно почитать про жизнь Сент-Экзюпери, чтобы хоть немного узнать все-таки - а как это?

Но то ли я слишком стара и потеряла способность восхищаться, опоздав с этой книгой лет на десять, то ли просто такой стиль изложения совсем мне не близок - так или иначе, побыть французским летчиком мне так и не удалось. Как будто все основные мысли и идеи оказались завернуты в такое обилие блестяще-пафосной мишуры, что за сверканием и шелестом мне никак не удавалось увидеть настоящую жизнь. Какие они, горы, когда летишь над ними ночью, как выглядит бескрайнее море с высоты и какие трудности ждут молодого летчика - мне осталось только гадать. Потому что Сент-Экзюпери и не смотрит на горы - он оценивает, какое испытание они уготовят его мускулам, он не летает на самолете - он исключительно бороздит пространства и борется со стихией, валами раскинувшей у его ног свои просторы. Он даже не пьет кофе - он окунается в радость жизни при первом глотке ароматного обжигающего напитка, который напоминает ему об узах между мирными пастбищами, экзотическими плантациями и зрелыми нивами, со всей Землей. Признаю, я никогда не чувствовала единения со вселенной через легкий аромат лесной прогалины, согревшей солнцем багряные ягоды, и тяжкое тепло натруженных рук, извлекающих из податливых коровьих сосков молоко - просто открывая за завтраком свой йогурт с земляникой. Поэтому все это восторженное словесное рококо и отталкивало меня. Только погружаешься в повествование, например, в случае с по-настоящему интересной историей Гийоме, чуть не погибшим во льдах, как автор снова оглушает фанфарами в каждом своем слове:

Наши призывные голоса уже не доносились до тебя, вернее, они звучали как во сне. И во сне ты откликался, ты шел по воздуху невесомыми шагами, и перед тобой уже распахивались отрадные просторы равнин. Как легко ты парил в этом мире, как он стал приветлив и ласков!

Да, мир определенно был невероятно приветлив и ласков для бредящего Гийоме, с распухшими ногами, отчаявшегося среди безлюдных гор. Ему было так хорошо там, что он даже подумывал было остаться...

И ты, скупец, решил отнять у нас радость своего возвращения.

Но потом вспомнил про страховку для жены, и только поэтому пошел домой. О, какое торжество духа над стихией!

Неужели я настолько скучна и прозаична? - в какой-то момент строго спросила я сама себя. Нет, неправда, - возмутились в моей голове стихи Элюара. Ну что ты, что ты! - покачал отрицательно своей жучьей головой любимый мной Грегор Замза. Куда уж тебе! - иронично пожали плечами сразу пара семей Маркеса и Альенде. Но что же тогда со мной не так, что вся эта красота кажется мне неживой?

Но в определенный момент мне стало ясно, в чем моя беда. Это случилось, когда автор решил рассказать о своей старушке-домоправительнице, которая не хотела слушать его жарких рассказов о том, как он принес с собой дыхание песчаных вихрей, видя в нем все того же наивного, впечатлительного мальчишку. Жалкая у нее участь, снисходительно отметил Сент-Экзюпери, улетая к терпкому запаху нелюдимых далей, чтобы спать в ослепительном сиянии тропической луны на коленях у вселенной. Снимаю шляпу и иду штопать штаны вслед за бедной старушкой, мудрость которой списали под ноль только потому, что она не видела Сахары.

С другой стороны, я все понимаю, я бы тоже, наверное, невероятно гордилась собой, перелети я через Анды, но все же, пафос нужно дозировать. Хоть раз просто полетать, просто выпить кофе. А то такую дозу я усвоить просто не в состоянии, как ни прискорбно это сознавать.