5 Охотничий рассказ, или «Мужичок – метр с кепкой»

Умеет Чехов поразить воображение. «По опушке леса крадется маленький сутуловатый мужичонок, ростом в полтора аршина…» - а это всего 1 метр 8 сантиметров! Не знаю как в те времена, но сейчас это соответствует среднему росту пятилетнего мальчика… Вот такой мужичонка появляется в рассказе Антона Павловича с ружьём в руках. Правда, это не обычное ружьё, а заржавленная трубка с самодельным прикладом, выточенным из ели. Ещё круче у охотника собака - «большая дворняга, худая, как собачий скелет, с всклокоченной шерстью». Какая-то карикатура на охоту. Душераздирающее зрелище…
Обнаружив скворца, сидящего на ольхе, этот горе - охотничек с превеликим трудом (самодельное устройства спускового механизма ружья срабатывает со второго раза) стреляет в птицу и убивает её. «- В голову попал! - говорит он с восторгом дворняге». Но собака видит, что у скворца кроме головы раны в груди и перебита ножка. Тут-то и появляется приказчик барина, поляк Кржевецкий. Выясняется, что охотника зовут Павел Хромой из Кашиловки. За то, что охотится в неположенное время, до Петрова дня, приказчик тащит нарушителя в барский дом и, отобрав у него ружьё и заставив снять сапоги, оставляет его в одной из комнат дожидаться урядника. Удивительно, что при этом мужичонка больше обижается на поляка за обращение на вы - "Лучше б ты меня по морде, чем выкать..."
Браконьер, вынужденный дожидаться, наблюдает, как большая оса пытается вылететь, но её не пускает стекло. Проходит час, другой, а Хромой наблюдая за осой, думает - "Отчего она, дура, в дверь не летит?" Конечно, тут у Чехова прямая параллель с нарушителем, оставленным в комнате, но с открытыми дверями. Отчего же он не убегает?... Хромой и философствует - Так вот и люди,… Так и человек, стало быть... Есть место, где ему на волю выскочить, а он по невежеству и не знает, где оно, место-то это самое...»
Наконец появляется барин Петр Егорыч Волчков, отставной подполковник. Увидев, что Хромой убил скворца, начинает стыдить его, зачитывать ему статью, возбраняющую охоту до Петрова дня… «- Анафема ты, анафема! - продолжает Волчков. - Жада ты, хищник! От жадности ты этот поступок сделал! Видит пташку, и ему досадно, что пташка по воле летает, бога прославляет! Дай, мол, ее убью и... сожру... Жадность человеческая! Видеть тебя не могу!»
Но Хромой начинает оправдываться и сваливает всё на нечистого, который его попутал. Волчков не верит и начинает стращать его урядником, составлением акта и наказанием. Но Хромой начинает рассказывать барину историю своего грехопадения. Надо сказать, что неожиданно складно подводит целую философскую базу под свой поступок. Ему удаётся выстроить свою защитную речь так, что он вспоминает и покойного брата барина, у которого Хромой (по его словам) в первых охотниках состоял – «Занимательно и трогательно им было, что я, косой на оба глаза, стрелять был артист! Хотели в город везти докторам показывать мою способность при моем безобразии-с». Умело играет наш браконьер на братских чувствах – «Истинно вам говорю, что окроме вашего братца во всем свете нет и не было человека настоящего! Жестокий они были человек, грозный, строптивый, но никто супротив него по охотничьей части устоять не мог! Его сиятельство, граф Тирборк, бился-бился со своею охотой, да так и помер завидуючи. Куда ему! И красоты той не было, и ружья такого в руках держать не приходилось, как у вашего братца!»
Далее Хромой переходит к основной причине своей несдержанности по отношению к охоте – «От них я и тоску эту самую получил. Как нет стрельбы, так и беда - за сердце душит!» И рассказывает он про свою борьбу с этой тоской. Что он только не делал?! И водку пил – не помогает. Галок на огороде настрелял, но не полегчало, в лес тянет… «Ах ты, господи! Хочется мне на охоту, да и шабаш! А водки как выпил, разговлямшись, так и совсем шальной стал. Голоса стал слышать. Слышно мне, как какой-то тоненький, словно как будто андельский, голосочек звенит тебе в ухе и рассказывает: поди, Пашка, постреляй! Наваждение! Могу предположить, ваше высокоблагородие, Петр Егорыч, што это самое чертененок, а не кто другой. И так сладко и тоненько, словно дите».
Взял, да и разбил ружьё. Даже это не помогло. Ночью вчера проснулся и решил ружьё починить, а сейчас вот попался. Но барин продолжает твердить, что это баловство. Тогда Хромой ему и заявляет, что «это не баловство, а болесть... Всё одно как запой... Один шут... Ты не хочешь, а тебя за душу тянет. Рад бы не пить, перед образом зарок даешь, а тебя подмывает; выпей! выпей! Пил, знаю...» И попадает в точку! Волчков начинает ему сочувствовать, так как сам знает, что такое запой. И Хромой утвердительно доказывает свою точку зрения - «Одно слово-с - запой... Сами изволите понимать по человеколюбию своему, какая это слабость есть». А подполковник по своему опыту хорошо понимает это и отпускает нарушителя.
Волчков отдаёт ему и ружьё, распахивает изнутри окно, выпуская и осу на свободу.
Вот так мужичонка в полтора аршина ростом оказался очень тонким психологом, угадавшим правильную линию поведения, а, главное, нашёл слова, чтобы барин поверил ему.
Фраза – «- Что ж мне теперь с тобой делать? А? Принимая во внимание твое умственное убожество, тебя отпустить бы следовало; соображаясь же с поступком и твоею наглостью, тебе задать надо... Непременно надо... Довольно уж вас баловать... До-воль-но!»
Прочитано в рамках марафона «Все рассказы Чехова» # 352

Источник