5

Старая добрая история: жила-была красивая замужняя женщина, и полюбила она МАНЬЯКА-УБИЙЦУ, ПАРУ РАЗ НОГОЙ С РАЗВОРОТА ПОЛУЧИЛА, И СРАЗУ СТОКГОЛЬМСКИЙ СИНДРОМ, НА КРАЙ СВЕТА ЗА ТОБОЙ ПОЙДУ, ДЕТИШЕК НАДЕЛАЕМ, ЗАЖИВЕМ В СПАЛЬНОМ РАЙОНЕ ПО-ЧЕЛОВЕЧЕСКИ, ДУША В ДУШУ.
Или жила-была красивая замужняя женщина и полюбила АЛКАША-КОЛХОЗНИКА, ВАНЯ Я ВАША НАВЕКИ, А БАБЫ ВСЕ ПРОСТО ЗАВИДУЮТ, ВЫХВАТЫВАЮ ПО ГОЛОВЕ БЕЗ ПЕРЕРЫВОВ И ВЫХОДНЫХ, ЗАТО КАК ЗА КАМЕННОЙ СТЕНОЙ, И РУКИ У НЕГО ЗОЛОТЫЕ.
Или жила-была да и полюбила ПСИХОПАТА ОПАСНОГО, А ЕМУ ЖЕ ПРОСТО НУЖНО НЕМНОГО НЕЖНОСТИ, ТВОРЧЕСКИЙ ЧЕЛОВЕК ОН, ИДИТЕ ВСЕ В ЖОПУ, У НАС ЛЮБОВЬ БЕЗ ВАШИХ МЕЩАНСКИХ УСЛОВНОСТЕЙ.

С одной стороны, Стелла, конечно, простота. (Как у Лескова: «которой даже лень сказать кому-нибудь: „прочь поди“ и которая знает только одно, что она баба. Такие женщины очень высоко ценятся в разбойничьих шайках, арестантских партиях и петербургских социально-демократических коммунах».) С другой — архетип завистливой Марфушеньки-душеньки, героиня, которая с глуповатой самоуверенностью спускается в подземное царство и пытается вытребовать у хтонических сил счастья и драгметаллов. Когда же обитатели нижнего мира набивают ей карманы золой и пинком отправляют обратно к плите и люльке, идёт на поругание с по-прежнему высоко поднятой головой. И нельзя точно сказать, когда в этой голове вылетает пружина: по дороге ли в Аид, при возвращении ли, или позже, от угрюмой заботливости соплеменников, решившихся принять парию.

Эдгар же страшен не столько ненормальностью, сколько непроницаемостью (одно дело — знать, что человек способен полоснуть тебя ножом, другое — знать, что он способен, но не уметь распознать момент, когда это произойдет; может, он просто хочет дать тебе дольку апельсина?) Классический жених-призрак, его задача — «умчать в могилу», причем скорее в морально-этическом плане. Его творческий процесс это только подчеркивает: за ширмой созидания кроется потребность утопающего утащить под воду того, кто протягивает ему руку. Символично то, как Эдгар поступает с вылепленной головой статуи: убирает многократно слои глины, и та становится все меньше. Могильное червие сжирает не только саму музу, но и то, что ей вдохновлено.

Рассказчик прекрасен: заботливо доказываемая автором заурядность доктора пошатывается в последней главе, прозрачность его поступков и линейность мотивации отравляется одной каплей, впрыснутой в конце романа. Нет, не просто так, сдается мне, упоминается гомосексуальность в этом насквозь гетеросексуальном романе. Ставлю кольт на последнее предложение, ненадежного рассказчика и то, что доктор Клив не так-то прост. Как и Ник: оба делают вид, что опекают волоокую скучную Стеллу, тогда как на самом деле им нужно внимание и общество страшного сумасшедшего Эдгара. Ник это внимание покупает едой и наличкой, доктор предпочитает шантаж. Всего-то разницы.

(На самом деле, мне попалось издание книги с кучей вопросов «типа для книжного клуба» в конце; выше я просто пытаюсь ответить на менее очевидные из них.) Наконец, в романе есть единственная фраза, которая объясняет все произошедшее: she allowed him into her imagination. Все довольно просто: любите, девушки, простых романтиков, и не пускайте в свое воображение самизнаетекого.