4 Поэма о бравом солдате

— И мы — вдвоем. Втроем, втроем, — сказал он Гусару, обиженно поднявшему морду. — Защитники, мать его, человечества…
— Не верится?
— Знаешь – нет. Какой-то дешевый детектив.

Человечеству снова грозит беда. Бесчисленны беды, которых оно избежало.
Ядерная война? Пожалуйста. Коммунизм во всём мире? Сколько душе угодно.
Роботы-разрушители, созданные нацистами в тайных лабораториях? Дайте два.
Теракты тайных организаций ради господства во всём мире? Хоть каждый день.
Рептилии промывают людям мозги, философский камень отравляет кровь,
В правительстве заседают инопланетяне, ах нет, простите, это из другого романа,
Крысы поклоняются Иисусу Христу, крыс вывел искусственно безумный селекционер,
Философский камень делает бессмертным, Маяковского заставили убить себя,
Поэзия на самом деле — магия, и любое произнесённое слово меняет мир,
Сталин действительно знал толк в оккультизме, на вас могут навести порчу,
Цыгане — единственные настоящие потомки богоизбранного народа,
В шаолиньских монастырях хранятся сакральные знания, но и они ничто
Пред тайными знаниями драконов, спящих в Арктике, или то была Антарктида?

И не подобрать правдивых слов для бед, которые всё же стряслись,
Ведь историю пишут победители. Лишь избранным ведома истина.
А идёт война бесконечная, и жизнь для неё нужна вечная,
Человеческая — скоротечная, и где бы побольше раздобыть
Того, извечного, эликсира бессмертия, из крови древних рас сотворённого?
Бои идут, бои затихают, но однажды настанет тот самый день,
Когда самого старого на свете солдата вновь призовут на службу.
Николай Гумилёв — нет, не умер поэт, что бы вам там не говорили.
Живее живых этот маг, смелее храбрейших — русский.
На него нападают — он стоит, на семью нападают — он бежит
Вперёд, быстрее, настигнуть врага! прищучить врага! прижучить врага!
Но кто враг его? Вот это да, вот это то, что выяснить необходимо.
Притаился враг, ведь лицо его — хорошо знакомое, но безликое.

А не вяжется что-то в повести: то ли змеи — враги, то ли крысы,
То ль оно само — человечество, то ли — Бог неправ.
Немцы тёмные верят в Гитлера, но за Гитлером — жуткий кукловод,
то чудовище, чьи глаза черны, чьи глаза мертвы, сеть интриг плетёт.
Чтоб чудовищу-то в глаза глянуть, объезжает мир Колька Гумилёв,
На восток пойдёт — мертвецов найдёт, а на западе — кровь детей найдёт.
Не сидится ему, и не спится ему, всё несчастному и болезному,
Тёмный день для него с хмурой ночью — долгой памятью перемежается.
В Петрограде он — тут расстрел ведут, а в Москве всё война холодная,
В белорусских лесах — партизанщина, в атлантических водах — любовь нашёл,
Там — Лавкрафт и Булгаков, Маяковский и Говард, Шемякин и Кристи,
Там людей натолп, в этой памяти, — все стоят, молчат, нагоняют жуть.
Но сокрыта там часть разгадок всех, и к ним медленно Гумилёв придёт.

А помим того будут драки там, перестрелки, шпионаж и пицца, и еврей-убийца,
Ах, и снова нет, из другой то повести, ну а здесь с сюжетом не так просто сладить.
Так что расскажу лишь суть: человечеству — всё одна беда: когда змей себя укусил за хвост.
С этого всё начинается, к этому всё всегда придёт, чтобы этим же и закончиться.
Ну а горш того: что мертвейший змей из посмертных сил в хвост вцепился свой
И до судных дней не отпустит уж, хоть так его да растак убей.
Но судьбе угодно, чтоб закон один был для всех трясин, и людей, и книг, и годин:
Там, как и везде, уважают сильного, уважают смелого, все везде ему покоряются,
Он играючи силу применит, всё снесёт на своём пути, потому-то он всех и победит.
А потом вздохнёт глубоко, что на свете том слишком мало мест,
Где б, насилия не причиняючи, уважали бы человека умного.
А потом как устроит взрыв, да спиной к нему повернётся как,
Тут истории-то и конец придёт, да не огненный, а счастливейший.