4

Кокетливые чулочки, юбочки в складочку и туфельки на ремешке, наверное, уже никого не обманывают: пора привыкнуть, что под обложками — литература для таф гёрлз. Чего стоит один эпиграф (пожалуй, при нынешнем обилии книжек о детках, глядящих умильно сквозь райские облака на свои семьи, он особенно актуален). Гласит следующее: «Смерть красивой девочки, не достигшей еще и десяти лет, — самый поэтичный предмет в мире».

Сразу становится ясно, на какое убийство дается туманный намек в дисклеймере и на чьих костях будет исполнен концерт. Мне — ясно, потому что статья из «Культуры времен Апокалипсиса» из памяти никуда не делась, имена изменены смехотворно — даже сердечко на ладошке Оутс оставила, а ДжонБенет слишком известна, слишком печально известна, чтобы ее тень не была заметна и под двойным псевдонимом.

Это все та же Оутс, 70-летняя банши, истошно голосящая, оплакивающая несуществующие семейные ценности, в данном конкретном случае — еще и вжившаяся в роль 19-летнего парня. Совершенно разбитого морально и мечущегося в воспоминаниях между полным спектром возможных чувств к покойной сестре, трагикомическими всхлипами а-ля «бедная, бедная Лялечка!» и заметками об отвратительном кишении, бывшем когда-то его жизнью. В которой остались «друзья по играм», наивно гордящиеся каждым I.A.D.D., G.C.S.S., A.P.M. и R.C.S. (это, на всякий случай, не отметки в аттестатах, а синдромы и расстройства, среди которых наименее котируется банальная дислексия); отец, умудряющийся перевирать самые расхожие афоризмы (исковерканное «homo homini» трактует как «волк человеку товарищ»); наконец, она — сестра.

Это Оутс, по-прежнему не стесняющаяся эксгумировать несчастных персонажей медиа, которым досталось при жизни и после смерти; и по-прежнему она предельно честно отвечает на вопросы, самый простой из которых в этой книге звучит так: «Быть вторым по счету из двоих — насколько это постыдно?»